Похищенные годы
Шрифт:
А как она должна была вести себя? Позволить публично выпороть себя? Обрить голову или удалиться в монастырь и принять пострижение? Что еще оставалось, кроме того, чтобы жить как прежде, надеясь, что все забудется. Тетя Хетти и тетя Милдред, когда приезжали к отцу, все время бросали на нее косые взгляды. Дядя Билл, явно в сильном замешательстве, старался держаться от нее подальше. Дядя Чарли, все такой же общительный, иногда хитро разглядывал ее, как будто представляя ее в постели с мужчиной. Двоюродные сестры, достигнув возраста, когда уже могли
Летти с трудом выносила их посещения, обычно стараясь потихоньку улизнуть. Она надеялась, что никто из них не захочет присутствовать на дне рождения отца, и была очень рада, что так и получилось и их даже не приглашали.
Люси приехала вместе с Винни и Альбертом около четырех. Извинившись за отца, Летти сама провела их в дом. Она пыталась разбудить его некоторое время тому назад, но отец, проснувшись, сделал вид, что не слышит, так что Летти предоставила ему самому решать, когда выйти к гостям.
– Как тебе удалось приготовить пирог? – спросила Люси с набитым ртом.
Только что вынутый из духовки пирог наполнял комнату необычайным ароматом.
– Ты просто волшебница.
– Рада, что вам понравилось, – ответила Летти, медленно и без аппетита съев свой кусочек.
– Где ты взяла продукты? Мне, например, никогда не везет. Так ужасно, когда ты уже первая в очереди, а они вывешивают объявление, что все закончилось и сегодня ничего больше не будет.
Летти кивнула, пытаясь сосредоточить внимание на Люси и оторвать взгляд от Кристофера, который, в полном неведении о ее мучениях, весело играет со своим «братом», стараясь связать его пальцы кусочком резинки.
Не смотри на него, заклинала она себя, смотри на других. Альберту исполнилось девять лет. Сильный и наглый. Джорджу восемь, Артуру шесть – оба маленькие дьяволы. И все трое обещают вырасти красавцами. Девочки Люси – Элизабет и Эммелин, восьми и шести лет, – симпатичные, одаренные и абсолютно уверенные, что всегда все их желания будут исполняться.
В комнате становилось жарко. Хотя день выдался теплым, отец развел сильный огонь в камине и сейчас сидел, уставившись на языки пламени, как будто намекая, что всем пора по домам.
Люси, обмахиваясь носовым платком, спросила:
– Нельзя ли хоть немного открыть форточку? – И он, не желая отказывать ей, согласно кивнул.
Ее дочки подошли и сели около окна, послушные, как маленькие монахини. Старшие сыновья Винни, заскучав от разговоров взрослых, капризничали, им хотелось или вернуться домой, или спуститься вниз на улицу поиграть с местными детьми.
– Мамуль, можно мы пойдем на улицу?
Но Артур и слышать об этом не хотел. Вынув трубку изо рта, он пригвоздил их к месту достаточно суровым взглядом. Как бы стараясь заслужить одобрение покойной жены, он заявил, что им не подобает унижать себя общением с уличными мальчишками. Его мнение было тут же поддержано Винни, которая бросила на детей выразительный взгляд, пока устраивала поудобнее Кристофера, чтобы
– Почему ты моя тетя? – Эммелин отвернулась от окна и принялась разглядывать Летти.
Пойманная врасплох, Летти перевела взгляд на девочку. Неужели Люси обсуждала ее в присутствии детей?
– Потому что я сестра твоей мамы, – ответила она ровным голосом.
– Мамочка говорит, что ты незамужняя тетка. А что такое незамужняя тетка?
Эммелин всегда задавала вопросы быстро, выпаливала их не думая – настоящая дочь своей матери. Ответ Летти был таким же откровенным. На прямой вопрос надо и отвечать так же прямо – эту заповедь она усвоила давно.
– Тетя, которая еще не замужем, Эммелин.
– А мамочка говорит, что ты слишком стара, чтобы выйти замуж.
Голос Люси резко ворвался в их разговор.
– Достаточно вопросов, Эммелин, дорогая. И посмотри на свои руки, все грязные там, где ты касалась подоконника. Это настоящий бич Лондона – так все быстро пачкается.
Через узкую щель приоткрытого окна до них доносились крики играющих внизу детей.
Джордж протиснулся между своими двоюродными сестрами и с тоской прилип к стеклу, повторяя свою просьбу:
– Можно мне спуститься, мам?
Внизу стоящие в кружок неряшливо одетые дети считали, кто будет «водить».
– Раз, два, три, четыре, пять, выходи, тебе играть… – Они повторяли это снова и снова, пока их не осталось только двое. – Раз, два…
– Мам, можно… Ну, пожалуйста! Оставшаяся последняя девочка зажмурила глаза, и дети разбежались, прячась в подъездах и за мусорными баками.
– Готово. Иду искать! – раздался на улице громкий крик.
Девочка, костлявые колени которой проглядывали через дырки в черных колготках, а потертое платье превратилось в серый мешок от бесконечных стирок, осторожно отошла от смятой консервной банки, лежащей у ее ног.
Джордж задержал дыхание, увидев, как из-за мусорного бака показалась фигура мальчишки. Ему хотелось крикнуть: «Берегись», но в этот момент девочка заметила другого игрока и пронзительно закричала:
– Я тебя вижу! Вижу тебя, Анна Валлас! Выходи!
Обнаруженная встала. Остальные дети все еще прятались, и мальчик подобрался ближе, внимательно наблюдая за сторожившей жестянку девочкой. Она увидела его слишком поздно и кинулась назад. Он так же быстро бросился вперед, успев схватить банку прежде, чем его осалили.
– Банка моя! – Услышав этот победный крик, отовсюду появились фигурки детей.
Девочка была в ярости.
– Я тебя осалила! Я тебя коснулась первая!
– Вот уж нет! – мальчишка по-хозяйски прижал банку к груди. – И близко тебя не было!
– Нет, была! Я тебя коснулась! Клянусь!
– Нет, не коснулась!
– Ты жульничаешь! Ты обманщик!
– Корова!
– Не смей называть меня коровой, ты обманщик.
– Корова, глупая корова!
Девочка топнула ногой, вкладывая в это движение весь свой гнев.