Похищенные годы
Шрифт:
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
– Как ты себя чувствуешь? Тебе случайно не плохо?
В вопросе звучало скорее раздражение, чем забота. Летти откинулась на спинку кресла, оставив еду нетронутой.
Вздохнув, она покачала головой.
– Может быть, грипп. Не знаю.
Последние дни она чувствовала себя ужасно, но решила все равно продолжать работать в магазине. Дверь открывалась и закрывалась за покупателями, впуская порывы промозглого февральского ветра. И хотя Летти старалась держаться поближе к печке, сейчас ее лихорадило, а голова была
– Стоит пригласить этого докторишку, – заметил отец, покончив с ужином и усевшись перед огнем погреться, так как сам тоже кашлял. – Посмотрит нас обоих.
От сильного огня ее щеки покраснели, хотя сама она все еще дрожала.
Летти с трудом улыбнулась.
– Чудесная мы пара. Однако отца это не развеселило.
– Если ты свалишься с инфлюэнцией, то я не смогу один приглядывать за магазином.
Замечание не обидело ее. Она так долго была объектом его презрения, что обида и гнев давным-давно умерли.
– Ты всегда сможешь попросить прийти Аду Холл, – ответила она сухо.
Мысль была стоящая, но он не стал соглашаться. Может быть, к утру ей станет легче. Раздраженно кашлянув, он выкарабкался из своего кресла, думая только о том, как добраться до кровати, не потрудившись даже пожелать дочери спокойной ночи.
Летти наконец выздоровела, но три недели гриппа истощили ее полностью.
– Люди болеют повсюду, – сказала Ада Холл, вызвавшаяся помочь. «Нужна женщина, чтобы ухаживать за больной», – заявила она и предложила свои услуги, к большому облегчению Артура Банкрофта. Он же старался держаться подальше от дочери.
Все дети Винни тоже переболели, и хотя, по ее словам, мальчики уже выздоравливали, в минуты просветления Летти думала только о Кристофере, проклиная себя за то, что ничем не может помочь ему. Люси, со своей стороны, никуда не выпускала дочерей, а мысль поухаживать за Летти даже не пришла ей в голову. Так что оставалась только миссис Холл.
– Ну и наделала же бед эта болезнь, – кудахтала Ада, подавая Летти прописанные врачом лекарства, укладывая под ноги грелку и уговаривая съесть немного супа. – Это придаст сил, – добавила она веско и подбросила угля в камин.
– Уже умерло три или четыре человека в нашей округе. – Новость явно доставила ей удовольствие. – Это называется «эпидемия». На континенте умирают сотни – так пишут в газетах. Оттуда она и пришла. Даже в Соединенных Штатах люди умирают.
Летти, подложив под спину подушки, просматривала газету. Услышав слова Ады, она подумала, что ей повезло – отделалась так легко. Но у нее сильный организм. Она бы не выжила в противном случае.
Все еще чувствуя себя ужасно слабой, она откинулась на подушку, бросив газету на покрывало, и стала смотреть, как Ада Холл суетится в комнате с тряпкой и метелкой для смахивания пыли в руках. Она поднимала мелкие предметы один за другим, протирала их и не слишком бережно ставила обратно.
– Самое лучшее место для тебя – здесь, – проговорила Ада, делая еще один круг по комнате. – На улице ужасно холодно. Хотя, могу поспорить, в районе, где живут твои сестры, намного лучше и чище. Здесь же такая грязь! Пока я сюда дошла,
Она еще раз прошлась тряпкой по туалетному столику Летти.
– А в моей комнате повсюду сквозняки. Просто ненавижу то место. Шум снизу, где бар, не дает заснуть всю ночь. Запахи пива и табака. Сплошная вонь. И проникает повсюду.
Летти могла бы рассмеяться, если бы чувствовала себя получше. Ада Холл волнуется, что ее одежда пахнет пивом! – Ее одежда, которая выглядела так, что даже хорошая стирка вряд ли бы помогла ей.
Ада окинула взглядом комнату и взялась за одну из китайских безделушек, чтобы получше рассмотреть ее.
– Мне нравится приходить сюда. Красиво и тепло. Хотела бы, чтобы моя квартира была такая же теплая. Но, пока я нужна здесь, могу не думать о своей квартире, не так ли?
Она продолжала считать себя нужной и через несколько недель, хотя Летти уже давно выздоровела.
– Ей больше не надо беспокоиться, – говорила Летти отцу еще через пару недель, в течение которых Ада каждый день «забегала помочь», как она это называла.
Его мягкость была удивительной.
– Тебе все еще требуется помощь, – сказал он почти так же, как говорил с ней в детстве, – а я уже не молод.
– Но я чувствую себя гораздо лучше, – настаивала она, стараясь говорить потише, несмотря на доносившиеся из кухни звуки льющейся воды и фальшиво напеваемых песен. – Мы не должны злоупотреблять помощью чужого человека.
По правде говоря, Летти стало казаться, что Аде слишком многое позволялось в их доме. Она запросто заходила в магазин и, бросив весело: «Доброе утро!», прямиком шла наверх.
– Ее присутствие здесь не требуется. У отца потемнело лицо.
– Она очень помогла мне. И меньшее, что мы можем ей позволить – это приходить в любое время. Ада очень одинока. И к тому же в ее компании мне веселей.
Было время, подумала Летти печально, сдаваясь и возвращаясь в магазин, когда он больше думал о ее компании – в ущерб ее свободе. Правда, надо благодарить Аду, что отец немного повеселел, да и бронхит сразу куда-то исчез. Проводя почти все вечера с Адой, он просто на глазах становился другим человеком.
Надо благодарить или нет, но Летти никак не могла заставить себя полюбить эту женщину. Выносить ее – да, но любить… Особенно, когда та устраивалась в кресле напротив отца, отодвигая Летти на кушетку. Достаточно удобную кушетку, но все же… Она также заметила, что Ада принарядилась, как это уже было несколько лет назад. Тогда все закончилось ничем, и Ада вновь вернулась к старому образу жизни. На этот раз она действовала намного решительней.
Обычно растрепанные волосы стали более ухоженными, одежда наряднее. Она чаще меняла свой фартук, а ее пухлые щеки с красными прожилками стали еще краснее от мыла, употребление которого, как подозревала Летти, было для Ады в новинку. Вспоминая маму, всегда аккуратно выглядевшую, даже когда она скребла линолеум, Летти негодовала, так как Ада посягнула на обязанности ее матери, которые все последние годы по мере сил выполняла сама Летти.