Похищенные годы
Шрифт:
– Если наступит худшее, то я предпочту быть добровольцем, чем ждать, пока меня призовут, – сказал он ей на прошлой неделе. А потом добавил: – Я уже подал заявление в летную школу военно-воздушных сил.
Летти была в ужасе.
– Крис! Не надо…
– Не волнуйся, мам.
– А как же Эйлин?
– Она все понимает. Меня призовут в любом случае. А я люблю летать, и как окончившего университет меня просто обязаны взять.
Крис даже решил отложить свадьбу, несмотря на решительные протесты Эйлин и ее семьи, хотя в последнее время тысячи людей женились и выходили
Вся страна вздрогнула, когда в сентябре Гитлер ввел войска в Польшу, таким образом надсмеявшись над британским правительством.
Поезда были забиты военными. А если не военными, то детьми – их тысячами вывозили из города, особенно из Ист-Энда с его заводами и портом, пытаясь уберечь от бомбардировок, которые, как все знали, скоро начнутся.
Бомбоубежища Андерсона, названные так в честь их создателя, сэра Джона Андерсона, предлагалось оборудовать во всех пригородах. Люси сообщила, что они уже наняли человека, а чтобы выглядело изящно, решили разбить сверху альпийскую горку.
В городе тоже на каждом свободном клочке сооружали убежища. Работали так лихорадочно, что казалось, жизнь заканчивается. Летти даже ожидала появления на улицах людей с плакатами: «Внимание – скоро конец света» и была удивлена, что их так мало. Однако два дня спустя она и вправду решила, что наступил конец света.
Утром в субботу – они с Дэвидом на софе, Кристофер у окна – слушали радио. Рука Дэвида с силой сжала ее руку, и она улыбнулась, стараясь немного приободрить как его, так и себя, когда по радио грустный монотонный голос Чемберлена объявил о начале войны с Германией.
Его голос затих, сменяемый звуками национального гимна. Дэвид и Летти встали, рука об руку, ее голова гордо поднята, она молча смотрит на сына, молясь о его безопасности.
Крис повернулся к ним, но она не смогла прочесть выражение его глаз. Не осмелилась спросить, о чем он думает. Просто пробормотала: «Все в порядке, Крис?» Получив утвердительный ответ, она направилась на кухню приготовить такой необходимый сейчас всем чай.
Чайник только начал кипеть, когда вдали раздались звуки сирен, усиливающиеся и ослабевающие с равными промежутками.
– Воздушный налет. – Слова вырвались сами собой. Выключив чайник и выдернув вилку из розетки, Летти бросилась в комнату, беспомощно смотря на Дэвида. Тот немедленно взял инициативу в свои руки, поторапливая их с Крисом. Через закрытую галерею они прошли в подвал, переоборудованный под бомбоубежище.
Полчаса спустя они вернулись в квартиру, смеясь от радости, когда пронзительный сигнал – «Все чисто» – прорезал воздух над Сити. Через секунду зазвонил телефон. Это была Люси, голос которой дрожал от еле сдерживаемой паники, как всегда бывало в минуты кризисов. Люси, уже бабушка, осталась такой же легко возбудимой, как в юности.
– Летти! Это ужасно. Мужья моих дочерей – их ведь могут призвать. А у девочек маленькие дети. И этот воздушный налет несколько минут назад.
– Должно быть, ложная
– Это ничего не значит! – пронзительно кричала Люси. – Мы в состоянии войны – все может случиться. Нас убьют, если мы не будем осторожны.
Потребовалось много времени, чтобы успокоить ее, слышно было даже, как Джек увещевал жену, а потом, отобрав у нее трубку, долго разговаривал с Дэвидом.
Криса призвали две недели спустя. По дороге он собрался попрощаться с Эйлин, а оттуда отправиться в Крамвелл в Линкошире. Летти и Дэвид проводили сына, глядя, как он уходит, неся свой чемодан, – спина выпрямлена, в глазах ожидание чего-то необычного.
Смахнув слезы, сдерживаемые, пока Крис не исчез из виду, Летти вернулась в дом, чтобы забрать почту и открыть галерею. Жизнь должна идти своим чередом. Они не могут отбросить работу из-за того, что сын ушел на войну.
Конечно, этим утром вряд ли придется обслуживать покупателей – люди слишком заняты собой, им не до покупок. Дэвид поднялся наверх, а Летти в офисе механически просматривала присланные счета, брошюры и письма. Она вдруг замерла, увидев письмо со штампом «Гарден, Полдер и Станвэй, адвокаты». Ну, наконец! Летти не заметила, как остальные бумаги упали на пол.
– Дэвид! Это оно!
Не дождавшись ответа, Летти ринулась вверх по ступенькам и ворвалась в гостиную, где, как она думала, Дэвид готовил себе выпить, прежде чем спуститься в галерею.
Он сидел в кресле, вернее, полулежал. Лицо серого цвета, искаженное болью, покрытое бисеринками пота. Глаза закрыты, одна рука прижата к левому плечу, голова бессильно откинулась назад.
Конверт выпал из рук Летти.
– Боже мой, Дэвид! Что случилось?
– Ужасная боль…
– Где?
– Везде.
Летти сразу же бросилась набирать номер больницы, в отчаянии от того, как медленно соединяют. И все это время она слышала тихие стоны Дэвида, отзывавшиеся болью внутри нее.
Несправедливо, когда солнце светит так ярко за зелеными занавесками комнаты для посетителей в больнице. Летти не могла сидеть на одном месте. В голове сумятица, она пересела из одного кресла в другое, потом подошла к окну, затем принялась смотреть на дверь, ожидая, чтобы кто-нибудь, кто угодно, пришел и сказал, что происходит.
Она позвонила Люси, которая, запричитав, будто заболел ее собственный муж, пообещала, что Джек скоро перезвонит, пробормотала множество пустых, но сочувственных слов, а потом повесила трубку – скорее всего, чтобы вволю поплакать. Через десять минут позвонил Джек, находящийся в тот момент в офисе своей – сейчас уже очень крупной – фирмы.
– Я скоро приеду. Тебе нужно, чтобы кто-то был рядом. – И все. Летти вернулась в комнату для посетителей, чувствуя себя немного лучше.
Удивительно, но раньше Летти никогда бы не поверила, что Джек станет надежной опорой для сестры. А сейчас и она нуждалась в его поддержке. Но Джек все никак не появлялся, и Летти дрожала от страха.