Похитители разума
Шрифт:
Однажды, в конце семнадцатого продольного штрека, стояли два инженера, оживленно беседуя:
— Интересно, каков будет эффект?
— Поразительная мощность… Разрушительная сила одной бомбы — равна десяти тысячам тонн динамита!..
— Ведь всего два десятка таких бомб, и весь их остров — фьюить!..
— Посмотрим. Но даст ли это немедленный перелом в войне?
— О, да! Конечно… Пст, пст… — утихающим крещендо прошипел один из собеседников, приложив палец к губам, и брезгливо покосился на медленно движущуюся тень проходящего вблизи человека.
— Ничего, —
— Ну, хорошо! Итак, завтра ночью будет первая проба.
— Ровно в два пополуночи на врага обрушатся первые бомбы… Все приготовления уже почти закончены…
…Мечислав Сливинский сжал кулаки. Он знал из обрывков газет, что летом прошлого года немцы применили для бомбардировки Лондона новые летающие бомбы. Это еще тогда произвело гнетущее впечатление на польского летчика. Однако англичане мужественно выдержали этот штурм… И вот теперь на них обрушится еще что то более ужасное… Такое ужасное, что «весь остров — фьюить…»
…И у него рождается увлекающая все более и более идея.
«Сколько жизней поставлено под удар? А что, если?.. Может быть, смерть одного человека спасет жизнь тысячам, сотням тысяч! Миллионам!!! Может быть, приблизит победу союзников его страны. Тогда бы Мечислав Сливинский, не раздумывая отдал свою жизнь… Что стоит существование пленного раба в теперешних условиях? Ровно ничего.
Жизнь человека дешевле одной сигареты, дешевле клуба дыма…
У меня нет семьи, близких, родных, друзей и знакомых. Кроме единственной старушки-матери, никто не будет меня оплакивать. И даже невеста… Нет, он не хочет даже вспоминать о ней».
Сливинский твердо решает и прячет мысль даже сам от себя.
— Так нужно! И это случится. Только бы спрятаться, оставшись после работы в подземелье…
Но устроено и это. После кратких переговоров вместо Сливинского роботы вынесли чучело — набитый стружками его костюм.
В темноте, при проверке у выхода, рабочих считали — счет сошелся.
Лязгнул засов стальной двери и он остался один в подземелье. От напряжения невидимые молоты грохотали по вискам. Воскресла и как на экране прошла вся жизнь — вспомнились забытые детали, — благословляющая старушка-мать, весельчаки-летчики, загорелся ярким светом образ Люцины — погасший теперь навсегда. Жгучей болью пронизало все его существо при воспоминании о последнем свидании с нею в тюрьме…
Нет! Он прав, выносив свою идею… Ему решительно не для чего и не для кого больше жить.
— Хо! Сегодня он отправится в Нирвану!
Если есть загробная жизнь — он будет там. Его тело в тысячную долю секунды, в страшной температуре взрыва, превратится в пар, а душа переселится в мир иной. Он ясно и красочно представлял, что произойдет с ним в последний момент: его тело расщепится на молекулы, атомы, черт его знает, на что еще, но никто не отыщет его труп и никто не будет хоронить.
Это даже увлекательно! Фантастично! Можно себе представить, какой силы будет этот взрыв этой новой ужасной гадости, если
Впрочем ему, Мечиславу Сливинскому, уже нет дела до Европы, создавшей в последнее время ад на земле…
Он действительно горячо увлекся, развивая свою фантазию: «кружиться в бешеном ритме жизни, а потом упасть и вдребезги разбиться», — вспомнились слова Люцины, сказанные в каштановой аллее.
— Вот это — «вдребезги разбиться» — вполне заведомо и сознательно.
Он достал из кармана заблаговременно припасенный детонатор, соединил с бикфордовым шнуром и, вскрыв ящик, вставил капсюль в желтый толуолит.
Где-то далеко прогудели алярмы; завыла сирена и под горой.
Закончена последняя работа… Мечислав Сливинский — садись в вагон, сейчас поезд отправится с земли в замечательное путешествие в вечность — туда, где нет войны, «Голубых дьяволов», нет ничего…
Сливинский нервно смеется и смех отдается стоголосным эхом в подземелье. Кажется, сами дьяволы хохочут над ним и его затеей.
Часами тянутся минуты. Он зажигает спичку, едва осветившую подземелье, наполненное штабелями желтых ящиков с веревочными ручками. Звенит в ушах, как первый звонок.
— С Богом! Я мщу за Польшу и за себя! Аминь!
Пламя коснулось шнура, вспыхнул, шипя и потрескивая, рассыпая искры шнур. Жадно побежал огонек к желтым ящикам… В висках отдается барабанная дробь… Невидимая скрипка выводит, рыдая, мелодию, — будто песню его жизни.
— Тронулся поезд, и сейчас обрушится последний мост, связывающий с этим, таким неустроенным миром, где столько несправедливостей и неоправданной жестокости. Через несколько минут он узнает, что там — на том свете, и постигнет тайну бытия.
Его «Я» растворится в космосе или душа человека приобретет новую форму «Я».
На этот вопрос еще никто не дал ответа на земле. Ни один ученый, кудесник, мудрец, пророк или властелин! Никто не может рассказать, что есть там, по ту загадочную сторону черты жизни… Куда же исчезает то, что-то невидимое и невесомое, но живительное, как электрический ток, условно названное — душой. Ее присутствие приводит в движение тело человека и означает жизнь.
Куда девается эта невидимая, движущая сила после смерти?.. Или она попадает в чудесный сад Господа Бога, или блуждает в беспредельных космических просторах, или переселяется в другое существо?!..
Это самая большая загадка мироздания, самая неизученная и загадочная область науки. И я сейчас решу ее, — мыслит Мечислав Сливинский. — Я эгоист! И не для человечества решу, а для самого себя, и со своей тайной не расстанусь никогда.
Трещит шнур. Болит голова.
— Скорее, скорее гори — догорай, жизнь! Скорее! Не то я сойду с ума… — В жажде охватить необъятное — мозг напрягается, как чрезмерно надутый, готовый лопнуть пузырь. Всему есть пределы…
Трещит шнур… Слышны нервные шаги человека, считающего лишь секунды до разрешения величайшего вопроса бытия.