Поход без привала

Успенский Владимир Дмитриевич

Сперва подвели итоги. Через Варшавское шоссе не смогла прорваться 2-я гвардейская кавдивизия. Остались в лесах 8-я воздушно-десантная бригада и 329-я стрелковая дивизия. С ней — значительная часть обозов группы, большое количество раненых.

Людей насчитывалось примерно столько же, сколько ушло с Барановым. Однако в частях не было боеприпасов. Артиллеристы и минометчики, израсходовав все снаряды и мины, бросали бесполезную теперь технику среди болот. Все войска, находившиеся с Беловым, не могли бы сейчас вести бой даже с одной немецкой дивизией. А противник имел, по меньшей мере, четыре. Значит, силой через Варшавское шоссе не пробиться.

— Что для нас главное? — спросил комиссар, похлестывая

веткой по голенищу. — Главное спасти людей, вывести к своим. А раз так, раз вместе пробиться нельзя, надо просачиваться мелкими группами. Народ у нас опытный.

— Это правильно, — ответил Белов. — Только не следует дробить части на мелкие группы. Через шоссе таким способом просочиться легче, не спорю. Но впереди сплошная линия фронта. Там придется прорывать немецкие позиции, а мелким отрядам это не под силу.

— И управлять ими невозможно, анархия получится, — вставил начштаба Вашурин. — Лучше сохранить части во главе с командирами.

— Четыре группы, — сказал Павел Алексеевич. — Каждое паше соединение — это группа. И все они движутся по разным маршрутам.

— У нас три соединения, — возразил Щелаковский. — Конногвардейцы, десантники, пехота.

— И штаб, — уточнил генерал. — В управлении корпуса вместе с разведдивизионом, комендантским эскадроном и другими подразделениями сейчас больше пятисот человек. Это будет четвертая группа. Задача такая: рассредоточиться на широком пространстве, найти слабые места в боевых порядках противника и прорваться через Варшавское шоссе в район третьей партизанской дивизии. Там все группы воссоединяются, и мы решаем, как и где пробиваться через линию фронта.

— Ох, нелегко будет! — вздохнул Алексей Варфоломеевич. — Немцы знают, куда мы стремимся. У них авиация, танки.

Белов рассеянно кивал, соглашаясь, и вдруг засмеялся так весело и так неуместно, что комиссар осуждающе и даже с обидой посмотрел на него.

— Что такое?

— Не беспокойтесь, товарищи, я с ума не сошел, — улыбаясь, ответил генерал. — Вспомнилась одна веселая история о прусских порядках. Еще в ту войну ее слышал. Не знаю, насколько она правдива… Расскажу, если вы не против.

— Конечно, нет!

— Рассказывайте, товарищ генерал, — оживились офицеры, давно не слышавшие новых анекдотов и шутливых побасенок.

Кони шли спокойно, мягко шлепая копытами по дороге. Павел Алексеевич заговорил, покачиваясь в такт шагам Победителя:

— Однажды король Фридрих Второй выразил недовольство устройством солдатских штанов. Слишком много пуговиц и завязок. Много времени тратится на одевание и снимание, от этого страдает боеготовность. Ну, как принято в таких случаях, был объявлен конкурс на конструирование штанов нового покроя. Главное требование — быстрота застегивания и расстегивания. Бо-о-о-льшие умы над этим думали… Наконец лучший образец был отобран, и комиссия распорядилась сшить первую партию на роту солдат. Обучить роту было поручено старому служаке, бравому фельдфебелю. Тот применил испытанный способ — отработку приемов по разделениям. «Штаны спустить! Делай — раз! Делай — два! Делай — три!» По команде «Раз!» солдат должен был найти кольцо на конце тесьмы. «Два!» — дернуть за кольцо. При этом пояс штанов раскрывался и штаны свободно сваливались на сапоги. По команде «Три!» солдаты делали приседание и справляли соответствующую надобность… Короче говоря, за педелю все приемы были отработаны до полного автоматизма, солдаты тратили на расстегивание и застегивание штанов несколько секунд.

— Явный прогресс в боевой подготовке, — улыбнулся Щелаковский.

— Во всяком случае фельдфебель предвкушал полный успех. В день, назначенный для смотра, солдат до отвала накормили густым и жирным гороховым супом. А через три часа — построение. Прибыли на плац

полковники и генералы. Возглавлял комиссию главный интендант. Все были радостно возбуждены, рассчитывая на королевские награды за усердие… Ну, солдаты выстроились двумя шеренгами. Стояли по струнке, хоть и бурчало у них в животах. Наконец фельдфебель доложил генералу, что все готово. А тот поднял руку и сам соизволил произнести торжественную команду: «Для комиссии, садись! Оправиться!» Механическое устройство не отказало ни у одного из солдат. Члены комиссии следили за временем. Все шло превосходно. Генерал приказал: «Встать! Застегнуться!» И вот шеренги опять в безупречном порядке. Члены комиссии спустились с помоста и пошли вдоль рядов. Их удивило, что на земле не было никаких следов выполненного учения, а от солдат несло таким запахом, что полковники и генералы поспешили ретироваться на свой помост. «Ты что же, мерзавец! — накинулся главный интендант на фельдфебеля. — Тебе какой приказ был?!» — «Обучить солдат снимать и надевать новые штаны!» — «А ты, сукин сын, что наделал?! Почему у тебя солдаты в подштанниках?!» — «Не могу знать, ваше превосходительство! Насчет новых штанов приказ был, а насчет подштанников никаких приказов не поступало!»

Офицеры слушали, посмеиваясь. Вашурин сказал:

— С приказами у них строго. «От» и «до» без всяких отклонений. В этом их сила.

— И слабость, — добавил Кононенко.

— Ты к чему такую побасенку рассказал? — поинтересовался Щелаковский. — Со смыслом побасенка?

— Кононенко, кажется, понял. Давайте попробуем обратить силу противника в его слабость.

14

Немецкий пехотный батальон готовился к наступлению. Перед ним — лежало поле, поросшее редким кустарником. Метрах в шестистах, по опушке леса, оборонялись русские. Посреди поля, между позициями, виляла проселочная дорога.

В полдень на проселке появились два всадника. Немец-наблюдатель доложил о них офицеру. Тот приказал не стрелять, подпустить ближе. Русские ехали неторопливо. Впереди командир на хорошем коне, с пистолетом на ремне. У второго всадника конь был похуже. За спиной — автомат.

В бинокль офицер видел беззаботные лица русских. Те смеялись, разговаривали, не догадываясь об опасности. Офицер приказал захватить их там, где дорога выгибалась дугой к немецким позициям.

Всадников заметили не только немцы. Советские солдаты тоже увидели их. На опушке взвилась ракета, раздались предупредительные выстрелы. Всадники остановились.

— Огонь! — приказал офицер.

Конь русского командира, согнув колени, ткнулся мордой в землю, всадник вылетел из седла и шлепнулся на траву. Второй кавалерист, пригнувшись, мчался среди кустов и скоро исчез за деревьями.

В бинокль хорошо было видно, как дернулся конь и затих, перестав сучить ногами. Русский, вылетевший из седла, долго лежал неподвижно, словно мертвый. А потом вдруг вскочил и, прихрамывая, побежал к своим. Гитлеровцы снова начали стрельбу. Русские ударили в ответ из двух пулеметов. Разгорелся огневой бой.

Случай, в общем-то, ничего особенного не представлял. Советские разведчики или связисты напоролись неожиданно на противника. В лесу при маневренных действиях подобное бывало нередко. Но фашистов насторожило, что русские солдаты под прикрытием пулеметов дважды пытались подобраться к убитой лошади. Однако лежала она на открытом месте, подходы хорошо простреливались, русские оба раза вынуждены были отступить в мелколесье.

Вскоре батальон поднялся в атаку и выбил советских солдат с опушки. Командиру батальона доложили, что убитая лошадь подседлана хорошим седлом, а в кобуре седла найдена легкая полевая сумка, какие носят обычно русские офицеры.