Похождения Бамбоша
Шрифт:
В два часа пополудни к ним зашла матушка Бидо и принесла бульон, две котлеты и полштофа вина.
— Ну вот, что это ты болеть надумала, малышка? — заговорила она со свойственной ей сердечностью.
— Дорогая матушка Бидо, как вы добры! Столько беспокойства…
— За кого же беспокоиться, как не за таких, как вы? За тех, у кого золотое сердце… Разве же вы десятки, да нет, сотни раз не ухаживали за мной, когда я подхватывала простуду благодаря своей чертовой профессии? Ну-ка, мамаша Казен, съешьте котлетку да запейте красненьким.
— Спасибо вам, милая соседушка. Принимаю
— И вам, красавица, не мешает выпить и закусить, это поможет вам встать на ноги.
Такое сердечное отношение утешило Мими и ее мать, из гордости скрывавших свою бедность, порой граничившую с нищетой.
Ах, черт возьми, нетрудно было догадаться об их бедственном положении, ведь на жалкие гроши, которые зарабатывала семнадцатилетняя девушка, приходилось существовать обеим женщинам, и это при том, что одна из них тяжело болела.
О, кто задумывался, какие муки терпят им подобные, безропотно снося издевательства из месяца в месяц, из года в год, кто знает, как нищета и убожество сводят их в могилу?.. А наше капиталистическое общество и не думает озаботиться их судьбой!..
Имя им легион, они представляют собой немалую силу, в них воплощены и ум и трудолюбие, но им и в голову не приходит сплотиться и потребовать себе места под солнцем, куска хлеба на старость, отстоять свое право жить иначе, чем живут рабы, эксплуатируемые до последней капли крови и пота.
На следующее утро Мими стало немного лучше. Она поднялась, но работать еще не могла.
К тому же было еще кое-что, о чем она не смела поведать матери. Мими брала заказы на шитье в одном большом магазине готового платья. Так вот, старший приказчик соблаговолил заметить, что она красива, очень красива, и сообщил ей об этом в весьма сильных выражениях.
Увы, ей не впервые говорили о ее красоте, притом в самой оскорбительной форме.
Целомудрие бедняков вынуждено рядиться в доспехи безразличного презрения, а девушке, желающей остаться благоразумной, приходилось выслушивать любые гнусности.
Естественно, Мими пропускала мимо ушей грязные намеки мерзавца-приказчика, однако вскоре он заговорил в самом категорическом тоне и дал понять, что либо ей следует уступить его домогательствам, либо о работе нечего и думать.
Не кажется ли вам, что такое насилие над беззащитным созданием, такой отвратительный шантаж преступен?
В Америке в случае, если бы жертва обратилась в суд, обидчика наказали бы по закону, а, может быть, возмущенная толпа его просто-напросто линчевала бы.
У нас же подобное насилие считается одним из проявлений нашей французской галантности.
Вот почему Мими, зная по рассказам товарок, что деваться ей некуда, не хотела возвращаться в магазин. Надо было искать другое место.
Но где его найдешь? Она едва держалась на ногах, а в кармане оставалось всего сорок су.
Надо ли было изо дня в день влачить жалкое существование, сводить концы с концами, экономить на всем на свете, чтобы теперь остаться у разбитого корыта? Придется теперь умирать с голоду?
Да, в Париже умирают от голода… В столице мира часто умирают
Внезапно бедняжка Мими разразилась рыданиями и поведала матери об их бедственном положении.
Несчастная калека часто представляла себе подобную ситуацию.
— Ну что ж, — говорила она себе, — если уж мы докатимся до такого, не останется другого выхода, кроме как наложить на себя руки.
И вот теперь, голосом, прерываемым рыданиями, дрожа всем телом, она сказала дочери:
— К чему такая жизни, состоящая из одних страданий? Разве выпал нам хоть один спокойный денек? Разве могли мы хоть раз не опасаться следующего дня? Мертвые не хотят есть… Мертвые не мерзнут… Их никто не может обидеть… Никто не может обесчестить…
Мими тихо плакала, не говоря ни слова, и сознавала, что ее мать права.
Да, лучше умереть, чем агонизировать в течение дней, месяцев, лет…
Но при мысли о смерти непреодолимый ужас леденил ее душу…
Все Се семнадцать лет, вся энергия трудолюбивого ребенка, надежда, теплившаяся в глубине ее души, — все протестовало против такого жестокого решения…
Что бы ни утверждали моралисты, последователи философии Жан-Жака Руссо [41] , — люди, добровольно уходящие из жизни, вовсе не трусы.
41
Руссо Жан-Жак (1712 — 1778) — выдающийся французский мыслитель и просветитель-демократ.
Напротив, надо немало мужества, чтобы бестрепетно принять боль, и устрашающее приближение небытия, и муку агонии, и одним ударом убить надежду, которая, несмотря ни на что, теплится в душе до последнего мгновения.
Со своей стороны, старуха мать, повинуясь логике, присущей исстрадавшимся людям, считала себя вправе распоряжаться жизнью по собственному усмотрению. Если уж ей что-то и принадлежало, то это, безусловно, ее жизнь.
Она слышала от священников, что самоубийство — грех перед Богом. Отчего же Бог не исцелит ее? Почему он не дарует ей работу? Почему Бог допускает, чтобы оскорбляли ее дочь?
К тому же еще в молодые годы она наслушалась, как хорошо одетые господа разглагольствуют о самоубийстве.
Однажды один из таких краснобаев выступал на сахарном заводе, где она работала, когда на предприятии участились случаи самоубийств.
Он вещал то же самое, что и кюре [42] , но называл самоубийство «преступлением перед обществом».
Тогда-то она и задала себе вопрос: каким образом, уходя из мира, грешила она против общества, платившего за ее труд гроши, дававшее ей самое скудное пропитание, лишавшее ее отдыха и не обеспечивавшее куска хлеба на старости лет. Так и не найдя ответа, она решила:
42
Кюре — приходский священник во Франции.