Похождения проклятых

Трапезников Александр

— Это вопрос спорный. Я лично хотел бы думать иначе. Ну а двое других — колючих — это, разумеется, братки. Мощи им не нужны, они ищут драгоценный крест. Ты, кстати, положил его в банк?

— Нет, загнал барыге.

— А по адресам, которые я тебе дал, ездил?

Мы уже вошли в лес и теперь шли медленно, кругом были какие-то коряги и пни, будто из-под земли вылезли. Вроде бы прежде их не наблюдалось. Или мы сбились с пути? Да и луна как-то тускло и зловеще высвечивала всю эту лесную корявую нечисть.

— Ездил-ездил, — сказал я. — Только и делал, что носился из одного конца Москвы в другой,

каблуки стоптал.

— Врешь ведь! — вздохнул Алексей.

— Богом клянусь! — ляпнул я, и тут же, где-то над нашими головами вдруг заухал филин: смачно и противно. Может и не филин, а еще какая-нибудь нетопырь, не знаю, я не орнитолог.

— Ну хорошо, — сказал я, останавливаясь и швырнув в филина палку. — А третий? Наш друг Яков Блюмкин? Этот-то откуда тут мог взяться?

— Самая большая для меня загадка, — пробормотал Алексей. Он тоже остановился, озираясь вокруг. — Мы не заблудились?

— Пойдем назад?

— Нет, вперед.

И мы вновь двинулись по лесу, рискуя каждую минуту запнуться о вытянувшиеся из-под земли корявые руки и сломать себе голову.

— Должно быть, пока мы сидели у старушки, тут славно поработали местные дровосеки. Не иначе как древесный спирт гонят, — сказал я. — А кто вообще этот Василий Пантелеевич? Откуда вынырнул?

— Откуда… Из союза воинствующих безбожников. Был такой в тридцатые годы. Справляли комсомольские пасхи в закрытых храмах. Иконы резали, алтари рубили. Шабаш, одним словом. Под руководством главного атеиста Емельяна Губельмана. Они обещали превратить Москву в главную безбожную столицу мира. А ко второй пятилетке покончить с православием окончательно. Это еще задолго до того, как Никита Сергеевич грозился показать по телевизору последнего попа. История всегда повторяется, тебе ли это не знать, как профессионалу!

— Повторяются люди, — уточнил я. — Потому что клонируют друг друга на протяжении всей истории. Впрочем, это черта обезьян, а не тех редких особей, коих действительно можно назвать человеками. И значит, Василий Пантелеевич был активистом-чекистом этого союза воинствующих безбожников?

— Тогда еще просто Вася Скатов. Агафья Максимовна несколько часов назад рассказывала мне, что именно он принимал самое деятельное участие в закрытии Свято-Данилова монастыря.

И вновь где-то рядом с нами — сбоку или за спиной — заверещала, залаяла, завыла какая-то выхухоль. Алексей перекрестился. И я, плюнув, сделал то же самое. Вообще-то было не то чтобы страшно, но как-то тревожно и нехорошо. Будто с тяжелейшего похмелья.

— Но потом с ним произошла самая крутая метаморфоза, — тихо продолжил Алексей. — Он стал очень набожным и благообразным. Как мы и видели на фотографии. Об этом мне тоже поведала Агафья Максимовна. Они даже частенько встречались.

— А у этой Агафьи ты не заметил случайно на тумбочке блюдца с оливками? — спросил я. — И где-нибудь на подоконнике опорожненной бутылочки вина из Каны?

— Нет, — вполне серьезно отозвался Алексей. — Это очень благочестивая старушка. Она кого попало на порог не пустит.

— Поэтому ты меня с собой и не пригласил. А заставил таскаться по совершенно бессмысленным адресам.

— Ты все равно никуда не ездил. Честно говоря, Агафья Максимовна сама уверена, что мощи святого Даниила Московского

хранятся именно у Василия Пантелеевича Скатова.

— Почему?

— Потому что она знает, — тут Алексей придал голосу особую интонацию: — Знает, что в Свято-Даниловом монастыре их нет… Она ведь вместе с другими прихожанками присутствовала при закрытии монастыря. Видела, как сундучок с мощами переходил из рук в руки этих безбожников. Но сам Скатов ей позже об этом ничего конкретного не говорил, только полунамеками. Его тоже можно понять. Конечно, боялся, после всех этих лагерей и отсидок.

— А ты надеялся, что прямо вот сейчас приедешь в Ашукинскую и узнаешь от старика правду? Не больно ли прыток?

— Нет, я терпелив. Я знаю, что ничто не происходит без воли Божией, без его Промысла. Терпел Елисей, терпел Моисей, терпел Илия, потерплю и я.

Мне так понравилась его присказка, что я даже рассмеялся.

— Сам придумал?

— Амвросий Оптинский, — ответил Алексей. — А поскольку мы сейчас попали в совершенно мудреную ситуацию — и с нашими поисками и с этими лесными потемками, — то добавлю еще одно: где просто — там ангелов со ста, а где мудрено — там ни одного. Поэтому давай выбираться на Божий свет.

— Хорошо бы. Но я даже не слышу шума электричек. Куда мы вообще забрели? В Муромские леса? — я споткнулся и полетел на землю, ткнувшись носом в какой-то мох. Алексей помог мне встать на ноги.

— Бес водит, — коротко сказал он.

— Если вдруг выберемся, — произнес я, отряхиваясь, — ну, случайно, недели через полторы, ты женишься на Маше?

— Обязательно, — ответил Алексей, не задумываясь.

— Даешь слово?

— Конечно.

— И напрасно.

Меня что-то стало разносить изнутри, будто я раздувался от какого-то нехорошего газа, а слова сами собой, лягушками, попрыгали изо рта:

— Она ведь тебя непременно бросит, Леша. Полгода, год — максимум. Мне тебя искренне жаль, поскольку ты человек славный. Я уже как-то привык к тебе, хотя мы знакомы-то всего пару суток. Поэтому и предупреждаю. Пока еще не поздно. Ты думаешь, почему от нее мать с отчимом сбежали в Париж? Оставили одну, только бы не видеть? Да она их била! Молотила чуть ли не каждый день. Чем ни попадя, что под руку подвернется. Вадиму утюгом башку проломила. Неуравновешенный характер, истеричка. А еще точнее — просто обыкновенная маленькая стерва, дрянь. По ней дурдом плачет.

Тут Алексей схватил меня за плечи и так встряхнул, что у меня застучали зубы. Я и не предполагал, что он такой сильный.

— Понял. Отпускай, — сказал я. — Информация не прошла.

Мы двинулись дальше, на этот раз молча. Я думал, что Алексей на меня обиделся, но оказалось, что нет.

— Тут осторожней, коряга, — произнес он. И добавил: — Если не успеем сегодня попасть в больницу к Василию Пантелеевичу, придется ехать завтра с утра.

— Слушай, а ты ведь мне так и не сказал, кто был тот старец из скита, который беседовал с президентом? — вспомнил вдруг я. Алексей остановился и замер. Я налетел на него и уткнулся в спину. Перед нами маячила какая-то темная фигура. С рогами. Вот тут-то уж мне стало по-настоящему жутко. Не понимаю, почему я сразу же не развернулся и не бросился наутек. Возможно, меня остановило лишь спокойствие Алексея.