Похождения проклятых
Шрифт:
— Едем в Китай? — предложил я.
— Едем к Агафье Максимовне Сафоновой, — сказал Алексей. — Поскольку она еще не все мне рассказала. Это рядом с психбольницей.
— Заодно и подлечимся, — заключил я. — Поскольку лично у меня начинает все больше и больше сквозить в голове. Кажется, вот сейчас мы свернем за угол и столкнемся с… опричниками Ивана Грозного, потому что я уже не знаю, в каком времени живу: все перепуталось. Снег идет в сентябре, змеи окружают столицу, птичий грипп на подступах к Москве, Кремль парализован, но все еще на проводе, а за всем маячит высоченная фигура старика с длинной бородой и в черной шляпе. Он приснился мне сегодня ночью. Резался в карты с Львом Толстым,
— А дальше? — спросила Маша. Мы шли дворами, к метро Щелковская. Алексей от нас немного отстал, он думал о чем-то своем.
— Дальше… Я силился проснуться, потому что это был дурной сон. Я знал, что последнюю ягоду нельзя брать, это конец. Блюдечко опустеет и тогда девочка умрет. Надо было остановить дьявольскую игру. Но что я мог сделать? Я даже не мог закричать, потому что сам был парализован, как Кремль. И тогда… тогда вдруг появился он.
— Кто?
— Не знаю. Мне кажется, это был Даниил Московский. И он…
Мы свернули за угол, я не успел договорить. Потому что столкнулись, как я и предсказывал, с двумя опричниками в лице сержантов милиции.
— Оба-на! — громко сказал один из них и цепко ухватил меня за локоть. — Да это никак Тризников! Дима, помнишь ориентировку?
— На того, из-за которого дом рухнул? Точно — он! — и второй мой локоть также оказался в крепких тисках. — А ну-ка, пошли в участок!
— Ты, Тризников, имеешь право хранить молчание, — засмеялся первый мент. — Но расскажешь все, как на духу.
— Или давай сто долларов, — добавил Дима. — И валяй на все четыре стороны.
Оба они выразительно покрутили резиновыми дубинками. Я еще не успел ничего сообразить, но заметил, как Маша сунула руку в свою сумочку. А вытащила ее с маленьким, почти игрушечным пузатым пистолетиком. А я-то думал, что она полезла за деньгами! Не говоря ни слова, она пустила красную струю сначала в одну милицейскую морду, потом — в другую. Быстро и качественно, прямо по-голливудски. Оба опричника мгновенно онемели и остолбенели. Потом согнулись в коленках, присели и завалились на землю.
— Олеоризин капсикум, — деловито сообщила Маша. — Смесь красного перца с еще какой-то дрянью. Тульское производство, нашенское. Минут десять пролежат без движения. Пошли к метро!
— Что здесь происходит? — спросил Алексей, едва не споткнувшись о стражей порядка.
— Сержанты нажрамшись, — отозвался я. — Ничто человеческое, как видишь, им не чуждо.
— Так чем закончился сон? — спросила Маша.
— Победой и поражением. Впрочем, он все еще продолжается.
…Агафья Максимовна проживала на Даниловской набережной. От Москвы-реки, когда мы проходили мимо, поднимались зловонные испарения. Видимо, канализацию прорвало и здесь. Столица получила тот дезодорант, который заслужила за годы ельцинских и путинских реформ. Но в квартире у самой Сафоновой было свежо и чисто, как в маленьком благоухающем садике, за которым ухаживает радивая хозяйка. Удивительно, но она действительно походила на Машу… лет этак через шестьдесят. Возраст портит лицо лишь в том случае, если лицо это подобно губке, впитывающей в себя всю пыль и грязь времени. Но годы мало трогают тех, кто хранит свою душевную чистоту. Интересно, а какой станет Маша к середине двадцать первого века? Какой лик отразится перед ней в зеркале и кто будет стоять рядом? Мы с Алексеем, очевидно, к этому времени уже покинем сей скорбный и прекрасный мир. Мужчинам в нынешней России определен срок в 56 лет. А кто каким-то образом преодолевает его, то для него официально наступает время дожития. Время дожатия, так
— …тут рядом находится закрытая спецлечебница, — говорила она, — вот в ней я и спасалась, как в пустыни, сначала работала там уборщицей, потом санитаркой, а затем меня даже повысили и сделали полноправным пациентом — за молитвенные обряды: у меня дома собирались верующие, приходил и священник, совершавший литургию, да кто-то донес. Иерея — в тюрьму, а меня — в психушку. Это уже при Хрущеве было. Но разве это страшно? Знаете, что писал апостол Павел в Первом послании к коринфянам? Будь безумным, чтоб быть мудрым. Ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом. Господь знает умствования мудрецов, что они суетны, и уловляет их в лукавстве их. Потому что даже немудрое и немощное, идущее от Бога, сильнее всего ума и мощи человеков.
— Почему вы не сказали мне, что были хорошо знакомы с одним послушником монастыря? — спросил Алексей.
— С Матвеем? Он так и не стал монахом. Но очень хотел быть моим мужем.
— Я знаю.
— Они ненавидели друг друга.
— Кто?
— Матвей и Василий. Но дело даже не во мне. Я обоим сказала, что обручена с Богом. Они не могли примириться из-за религии. Один разорял церкви, другой стоял на страже, при дверях. Но потом они поменялись местами. Так бывает. Савл обращается в Павла, Иуда предает Господа. Значит, вы встречались с ними обоими?
— Василий Пантелеевич вчера вечером скончался. Нам так и не удалось переговорить.
— Понимаю… Это он убил его, — неожиданно сказала она.
— Кто?
— Его ненавистник. Я знала, что он не успокоится, пока не завершит начатое. Василий едва не забил до смерти Матвея, когда закрывали монастырь. А тот, во время войны, стрелял ему в спину, как он мне сам рассказывал. Вот так они и воюют друг с другом до последних времен.
— Но Матвей Иванович парализован уже полтора года, — вмешался в разговор я. — Это невозможно.
— У Господа все возможно, — ответила Агафья Максимовна на мою реплику. Она внимательно оглядела сучковатую палку в моей руке, на которую я опирался. — Знакомый посох. Скатова?
— Да.
— Вы его берегите, он монастырский. Я сама подарила его Васе, когда тот начал хромать. А раньше он принадлежал нашему настоятелю. Вот как происходит. От одного — к другому, потом — к третьему… Люди умирают, а вещь живет, сохраняется, служит человеку. И ты идешь и опираешься уже не на посох, а на людские деяния, на веру. Так же сохраняются и святые мощи — незримо, невещественно, в сердцах и душах.
— Но где же нам теперь их искать? Подскажите, — произнес Алексей.
Агафья Максимовна отозвалась не сразу. Она подошла к иконе Казанской Богоматери, беззвучно помолилась, потом повернулась к нам.
— Я попробую вам помочь, — сказала она. — Но для этого мне потребуется некоторое время.
Сквозь время — в вечность
…Из письма царя Алексея Михайловича Тишайшего митрополиту Новгородскому Никону. Май, 1652 год.
О крепкий воине и страдальче царя небеснаго, о возлюбленный мой любимче и сослужебниче, святый владыко! Возвращайся, Господа ради, поскорее к нам, выбирать на патриаршество Феогноста, а без тебя отнюдь ни за что не примеся…