Похождения Вани Житного, или Волшебный мел
Шрифт:
Ваня весь напрягся, как боевой конь, услышавший звук трубы, ведь Ужга — был тот город, где он жил в инфекционной больнице! Там мать его оставила на вокзале… Всё складывается: отсюда с ним на руках — в Ужгу… Может, отправляясь к свояку, куда его нельзя было взять, завернула на вокзал, написала записку, дескать, скоро вернусь за мальцом, положила свёрток на лавку — и пошла. А… почему не вернулась?.. Только чтоб жива была, остальное — ерунда.
— А… мела-то много ли осталось али зазря пойдём ко дну? — спрашивал меж тем Шишок.
— Хватит Василисе, у неё усадьба не больно велика… — проворчал голос.
— А ты, видать, порядочно землицы пригородила…
— А как ты думать! У меня
48
Чижало– Тяжело. [Ред.]
— Ну ладно прибедняться-то… Было время — да прошло! Прогнала тогда меня в тычки, теперь каешься.
Раздался то ли всхлип, то ли смех, и голос ответил звонко:
— Да больно мне надо — каяться! Шуткую я… Велика ли корысть-то в тебе?! Погляди на себя — поперёк лавки поместишься. Не смеши людей… Каешься!
— А ты, конечно, королевна у нас…
— Королевна — не королевна… А девка была видная!
— Вот именно что была… Эх, Анфиса Гордеевна, Анфиса Гордеевна, хотелось бы мне посмотреть на тебя напоследок…
Опять зависла пауза. Раздался тяжкий вздох, и голос произнёс тихо:
— Нет уж, не дождёшься — не покажусь. Близок локоть — да не укусишь. И… ладно про это… Погодите–ко…
Опять раздались торопливые шаги — на этот раз они удалялись, хлопнула дверь, через какое-то время дверь вновь брякнула, а шаги стали приближаться — и вдруг из воздуха вылетела круглая жестяная коробочка, угодив аккурат Шишку по лбу. Он потёр лоб — и поднял яркую узорчатую коробчонку.
— Из-под ландрина, — сказал. — Уж не от тех ли конфет коробочка, что я дарил тебе, Анфисушка?
— Много чести будет, — отвечал голос печально.
Отковырнул Шишок крышку — там какое-то заплесневевшее печенье, понюхал, сморщил нос:
— Это чего ж такое, в каком году-то пекла? Не в сорок пятом ли, ко дню Победы?
— Не подъелдыкивай! Без этого печенья не попадёте к свояку-то… Съешьте по одному — и в воду. И смотрите, больше положенного у свояка не задерживайтесь.
— А сколь положено?
— День да ночь — сутки прочь.
— Понятно. А как звать свояка?
— Дядька Водовик [49] . Да не забудьте бутылочку ему, можно и не одну… Шибко уважает он это дело. И — поклон ему от меня.
49
Водовик– также водяной, в славянской мифологии дух, обитающий в воде, хозяин вод [Ред.]
Перкун закукарекал — и Анфиса Гордеевна заторопилась:
— Ну всё — ступайте, чего стали… У меня работы непочатый край — а я тут с вами провожжаюсь… Иди, давай, старый пестерь! Ишь, личину молодую напялил на себя — и похваляется… Уходи, чтоб глаза мои тебя не видели! А то сейчас Трезорку-то спущу с цепи — втору ногу отметит, не обрадуешься…
— Утихомирься — пошли мы… — вздохнул Шишок. — Прощевай, что ли, Анфиса Гордеевна?!
Послышалось сиплое дыхание, путники подождали — ничего не дождались, повернулись спиной
— Спасибо за печенье…
— Чтоб ты им подавился! — раздалось в ответ.
Шишок сплюнул — и зашагал. Ваня же обернулся, поглядел сквозь листву деревьев — и ему показалось, что на поляне появилась старушка в телогрейке, до носа укутанная платком, в сапогах… А у ног её крутится чёрная собачонка. Хотел показать Шишку — да чего-то передумал…
Обратная дорога оказалась на удивленье простой и лёгкой. Шишок теперь не блукал [50] , шёл по развилистой тропе так, будто вчера только возвращался по этому пути — всякий раз сворачивал где надо, только мохнатые подошвы мелькали. Ваня с Перкуном едва за ним поспевали. Шишок угрюмо молчал всю дорогу, если что спросишь — только буркал в ответ, спутники его переглядывались и тоже больше помалкивали, чем говорили. Скоро утоптанная тропинка вывела их на уже знакомую Ване просеку, и путники спустились по ней прямиком к шоссе. Ваня поглядел на ту сторону — именно оттуда он пришёл, когда Алёнка увела его от братьев–разбойников. Просека была пуста и уходила к самому горизонту. Как раз над ней повисла призрачная в лёгких сумерках луна.
50
Блукал– блуждал, бродил. [Ред.]
Первый же грузовик, который остановил Шишок, как по заказу, направлялся в Москву и шёл через Ужгу. Минута — и путники сидят высоко над землёй, в уютной тёплой кабине, и катят к неведомому свояку. Шишок ведёт политическую дискуссию с шофёром, по пути узнавая, какая сейчас неспокойная обстановка в стране. Перкун молчит, как приказано, хотя ему не терпится вставить своё слово в горячий мужской спор. Ваня в полудрёме видит встречу со своей мамкой: не мешало бы перед тем помыться да постричься, а то волосья опять вымахали, или хотя бы как следует расчесаться… В привидевшихся материнских объятиях он и засыпает, а немытая, нечёсаная голова его лежит у Шишка на плече.
Глава 17. Сон Сома
В Ужгу прибыли в полдень. Инфекционная больница стояла на проезжей дороге, и «КамАЗ» должен был ехать мимо. Ваня постеснялся попросить остановить машину, дескать, повидаться надо кое с кем… И с кем ему там видаться — с Нюрой? Спросит она, чего тебе не сидится, Ваня, у бабушки в тепле, чего колесишь по стране с подозрительными личностями, аль из дому выгнали?.. А он что? И не стал Шишку с Перкуном ничего говорить про своё прежнее житьё–бытьё. Чего им показывать в той инфекционке, чем хвалиться? Но когда проезжали мимо, Ваня так выглядывал окно своего бокса, что чуть шею не свернул. И ведь углядел-таки в промельке окон своё: и показалось Ване, что на подоконнике сидит кто-то, больно на него похожий, книжку читает… Миг — и скрылось окно, да и само здание пропало.
Высадил их шофёр у реки Смородины, Шишок расплатился верть–тыщей. Ване неловко стало: вот ведь, решит где-нибудь по дороге водитель перекусить, станет расплачиваться в забегаловке, сунет руку в карман — а тыщи-то и нет… Помянет пассажиров недобрым словом. А Шишок в ответ его мыслям отрезал:
— Ничё — мог бы и бесплатно довезти, бензин-то казённый! Я его всю ночь развлекал инти…интел–лек–туальными разговорами, а то заснул бы, попал в аварию — и поминай как звали! Для порядка деньгу ему сунул — а он и взял. Поделом же ему, жадобе!