Поиграем со смертью?..

Tamashi1

Интересно, а что обычно ест Гробовщик? С тех пор, как паранормальные существа ворвались в мою жизнь, он питался у меня и, наверное, был доволен (если Величайший чем-то недоволен, он терпеть не будет — сразу все претензии выскажет, если, конечно, подобное высказывание не разрушит каких-то его планов). А вот о том, как он жил раньше, я ничего не знала, и это немного расстраивало… Впрочем, кто я ему, чтобы он делился своими тайнами? Просто подопытная мышь. Но меня это устраивает. Ведь о полезном подопытном экземпляре заботятся куда больше, чем о бесполезном товарище… Да и, как говорится, лучше скутер в руках, чем Ламборджини в

мечтах, и если уж мне не светит стать Величайшему другом, то буду радоваться тому, что имею. Вот только иногда, в такие минуты, как прошлым вечером, когда он взял меня за руку, мне кажется, что вообще ничего не имеет значения — ни то, кто я для него, ни то, скоро ли он уйдет, ни то, о чём я мечтаю. И важно лишь, что он рядом. Потому что с этой печальной Смертью, носящей маску весёлого прозектора, я чувствую то, чего не могу испытать в одиночестве, а тем более с другими людьми. Покой, уверенность и счастье. Ведь мне не много для счастья надо — лишь знать, что меня принимают такой, какая я есть, без оговорок и оглядок на моё прошлое. А может, это как раз и есть «слишком много», потому никто раньше, кроме Стаса, меня не принимал? Может быть. Я не знаю. Я вообще ничего не знаю… Но хочется верить, что всё же это не самое эгоистичное желание на свете. Иначе оно будет обречено…

Жнец спустился точно в восемь, блеснув пунктуальностью и ухмылкой от уха до уха, и сразу же заявил, наплевав на мою нелюбовь к чужой стряпне:

— Без еды твой хрупкий организм будет неспособен трезво мыслить и активно двигаться. Выбирай, где хочешь перекусить, я к человеческой стряпне равнодушен и могу съесть что угодно.

— Совсем равнодушен? — печально вздохнула я, понимая, что и по этому фронту меня конкретно обломали. Я-то думала, Легендарный не возмущается на мою готовку, потому что она его устраивает, а он просто всеядный…

— Ну так что, куда пойдём? — проигнорировал мой вопрос жнец.

— Может, тогда, по пирожку сгрызём? — призадумалась я. — Здесь неподалеку есть небольшая пекарня, где я пару раз покупала выпечку. Вроде, там всё чистенько, да и вкусно. Что скажешь?

— Что ж, посмотрим на эту «чистенькую» забегаловку, — коварно ухмыльнулся Величайший и, достав из кармана брюк печенюшку в форме косточки, последовал на выход. Вот мне интересно, а где он эти печенья берёт? И из чего они сделаны?.. Они же безумно твердые, но, если помусолить, очень вкусные.

Что интересно, «забегаловка» у жнеца нареканий не вызвала — в ней и впрямь было чисто, уютно, а продавщица сияла фальшивой благожелательной улыбкой, за которой притаилась усталость, читавшаяся в глазах. Пироги оказались довольно вкусными, сервис — качественным, и потому вселенский Апокалипсис обошёл эту торговую точку стороной. Мы же с Гробовщиком перекусили, хоть я и не хотела ничего есть вне дома, а затем отправились на автовокзал, надеясь на то, что дорога домой окажется не менее удачной, чем вчерашний «заезд патологоанатомов». Впрочем, это я надеялась на такие мелочи. О чём думал жнец, понятия не имею.

Как только мы выбрались со станции метро, я подумала, что погода решила поиздеваться над людьми. Жара набирала обороты, планомерно приписывая себе дополнительные градусы Цельсия, а прохожие буквально растекались по асфальту, распивая пиво-воды и заедая всё это богатство мороженным. И только Легендарный стойко и мужественно переносил погодные аномалии, словно его весь этот температурный

беспредел и не касался. Везёт же существам без крови! Или у жнецов кровь есть, но за неимением души она и на климат Тартара бы не отреагировала?

Мы с Величайшим молча шли по не слишком людной пыльной улице, в относительной тишине прогуливаясь мимо торговых палаток неподалеку от автовокзала, когда за нашими спинами раздался насмешливый мужской голос:

— Глядите, чуваки, тут кому-то холодно!

Ну вот, начинается! Не могла эта поездка спокойно закончиться, да? Кому там спокойно не живётся?

Я обернулась и ожидаемо обнаружила трёх ржущих во всё горло парней лет по шестнадцать-семнадцать, у которых явно ещё детство в филейной части играло, а гонор затмевал здравый смысл. И почему мне постоянно «везёт» на подобные встречи?

Подростки продолжали самоутверждаться путём попыток унизить нас с Гробовщиком, а тот косился на меня и ехидно усмехался, словно проверял, сорвусь я или нет. Я же старалась абстрагироваться от потоков нецензурщины и прочей гадости, глубоко вдыхая, медленно выдыхая и считая удары собственного сердца.

Сжать кулаки на вдохе. Закрыть глаза. Один удар, два, три. Открыть глаза, выдохнуть, отпуская злость. Четыре, пять, шесть. И так по кругу, по кругу, по кругу…

Ярость уходила, сменяясь зудящим чувством раздражения, и постепенно пульс выравнивался, а желание немедленно заткнуть эти поганые рты сходило на «нет». Легендарный довольно улыбался, совершенно не обращая внимания на зарвавшихся подростков, а я потихоньку приходила в себя.

Интересно, почему многим так нравится издеваться над окружающими? Чувствуют себя сильнее в эти моменты? Глупость какая. Если бы Гробовщик хотел, он давно бы превратил этих идиотов в фарш. Но они продолжали хохотать и издеваться над нами, повышая свою самооценку и не подозревая о том, что смеются над Смертью, которая слишком мудра, чтобы отвечать на их выпады. Но ведь даже у жнецов терпение не ангельское…

— Что, патлатый, даже подружку свою защитить не можешь, а? Не мужик? А, ну, типа, волосья как у бабы, значит, и сам баба? Трус!

Я замерла. Мир вокруг был на удивление чётким. Никакой всепоглощающей алой ненависти, никакого желания разорвать врага на части. Он просто должен заплатить за свои слова. Потому что я не позволю называть человека, смеющегося, когда душа рвётся на части, трусом!

Я обернулась. Гробовщик сложил руки на груди, и усмешка с его губ исчезла. Идиоты, шедшие за нами, расхохотались ещё сильнее.

— Чё, типа теперь баба будет этого патлатого слабака защищать?

Удар. Мощный, чёткий, уверенный. Ещё один. И последний. Три твари, забывших о первом правиле жизни, три удара, показавших им, что такое «естественный отбор». Я присела на корточки рядом с тем, кто назвал Гробовщика трусом, и процедила:

— Сильные выживают, слабые умирают. Но чтобы быть сильным, не нужно уничтожать слабых. Это удел абсолютных слабаков — издеваться над теми, кого они считают слабее себя.

— Да пошла ты, — пробормотал этот идиот, и в следующую секунду его затылок вновь познакомился с асфальтом — на этот раз с ускорением. Отпустив сальные, мерзкие волосы стонущего парня, я процедила:

— Принеси извинения, и мы уйдём.

— Да пошла…

И ещё один удар. А мир был на удивление чётким и красочным, словно это не во мне вскипала ненависть.