Поиграем со смертью?..
Шрифт:
Михаэлис тем временем привёл в чувство одного из охранников, причём очень действенным способом — мощной пощёчиной, от которой у мужчины аж голова из стороны в сторону закачалась. Ну а далее я имела счастье с мстительной ухмылкой наблюдать за процедурой допроса моего обидчика, проводимой с применением болевых приёмов — за каждый неверный ответ охраннику нажимали на болевую точку. И каждый крик подопытного сопровождался милой улыбкой инквизитора, а я почему-то испытывала странное чувство морального удовлетворения… С чего бы это? Я ведь, вроде, к такому… нет, стоп! Отставить анализ собственной личности! Он сейчас ни к чему — надо охранника послушать.
Рюкзаки, как оказалось, спрятали в кладовку на первом этаже, а Лёшку привели сюда после того, как позвонили хозяину и сообщили о правонарушении.
— Себастьян, уничтожь улики, — едва сдерживая ярость, процедила я. — Никаких отпечатков пальцев, никаких фото и видеозаписей, личных вещей и прочего не оставлять.
— А свидетели? — хитрым тоном вопросил демон, и я призадумалась. С одной стороны, охранники видели наши лица и знали, кто мы — Динка вывела бы их на нас. А с другой, убийство — куда более серьёзная статья, нежели вторжение в частную собственность, и если от попытки взлома ещё можно отмазаться, то от убийства двух и более лиц — ни за что.
— Пусть живут, — наконец скомандовала я, придя к выводу, что тюрьма меня не привлекает. — Но стоит пообщаться с теми, кто нас видел, и дать им понять, что, если проболтаются о наших приметах, ты вернёшься.
— Yes, my Lady, — с поклоном ответил демон, и так хитро улыбнулся, словно понимал, что повлияло на моё решение. А вот охранник на меня воззрился, как на полного психа. Что, не ожидал, что «какая-то девчонка» так спокойно будет решать, кому жить, а кому умереть? Я тоже не ожидала. Но что-то изменилось во мне в том подвале. Не сломалось, а наоборот, словно восстало из руин. Из глубин моей собственной души, от которой я всю свою жизнь отворачивалась, чтобы «быть как все». И почему-то сейчас мне эти размышления не показались ни дикими, ни странными. Выживать — это нормально. Спасать друзей — тоже.
Михаэлис помчался выполнять указания, вырубив свою «жертву», а Лёшка начал взывать к нашему со жнецом разуму, но как-то вяло и явно не переживая о собственном положении. А ещё встал вопрос — куда же пошла Динка после ранения? И ответа на него мы с братом не знали.
Кстати, что интересно, обстановочка в комнате была на удивление душевная — светлые обои, мягкая мебель, и совсем не верилось, что прямо под нами находились камеры пыток. Равно как и не верилось, что Динка знала о них — наверное, её подкупили эти уютные кресла и пушистые ковры, а о тайнах этого дома она и не подозревала… Впрочем, учитывая количество тайн у самой готессы, я бы, наверное, не особо удивилась, даже если бы она периодически в роли инквизитора в тех казематах обреталась. Кажется, я смирилась с реалиями жизни…
Вскоре вернулся Михаэлис, возвративший нам с Лёхой рюкзаки, причём поклажу братца сцапал всё ещё умилявшийся на него жнец, и стало ясно, что о нашем пребывании в этом доме никто никогда не узнает — началось вдалбливание в охрану простой истины о том, что лучше заработать амнезию, чем потерять жизнь. Лёшка морщился, Грелль восторгался, а мне было глыбко начхать. Потому что так должно быть. Но больше я не буду идти на поводу у эмоциональных личностей, и глупости совершать тоже не стану. А значит, такие вот экстренные меры больше не понадобятся. Вряд ли это бы утешило насмерть перепуганную охрану, но, по крайней мере, «на ошибках учатся», и я вынесла из этого дурдома ценный урок. Хочешь жить — думай головой, а не потакай сердцу. Оно — глупый орган, который не поможет решить проблемы и лишь создаст новые.
И тут внизу послышался шум шагов, гул голосов и призывы охраны, а рации наших запуганных секьюрити, явно не собиравшихся нас сдавать, активно затрещали, оповещая мир о том, что до них домогается начальство. Грелль алым вихрем метнулся к Лёшке и двумя маникюрными ножничками с алыми ручками срезал верёвки, причем Лёха на эти ножницы покосился, как
— Лёшечка, прыгать из окна придётся, не хочу, чтобы ты сломал ногу. Давай я тебе помогу, обещаю, что слово своё сдержу!
Лёха призадумался, но ненадолго — шаги в коридоре заставили его кивнуть, и жнец, явно пребывая в состоянии, близком к эйфории, подхватил Лёху на руки, как принцессу. Я хмыкнула, подумав, что так ему и надо, братец-целомудрие зашипел, требуя закинуть его на плечо, как мешок с мукой, Михаэлис же подобрал верёвки, на которых остался эпителий моего неразумного родича, и распахнул окно. Дождь заметно стих, и теперь лишь бушевавшие внизу бурные потоки, да сильная морось напоминали о недавнем урагане. Секунда, и демон стоял на подоконнике. Вторая, и я с каким-то детским, наивным восторгом подставила лицо ветру, подхватившему фигуру в чёрном фраке. На мгновение я подумала, что лечу, и улыбнулась. Глупо. Наверное, я так и осталась в глубине души ребёнком, верящим в сказки… Но разве это не сказка — капли дождя на щеках, ветер, играющий волосами, демон, прижимающий меня к себе, как драгоценную фарфоровую куклу, и ощущение, будто я парю под этим холодным, но уже не безжалостным дождём?..
Михаэлис приземлился в водный поток, присев на одно колено, и брызги мириадами искр блеснули на появившемся из-за туч солнце. А в следующую секунду он уже бежал со всех ног, и проносившиеся мимо пейзажи сливались в одно сплошное, серое, размытое пятно. И только глаза демона горели алым огнём, таким ярким, что казались единственной реальной деталью всего этого кошмара. А ещё фалды его фрака развевались на ветру, как крылья чудовищной летучей мыши, и почему-то я подумала, что, несмотря ни на что, Себастьян Михаэлис реален. Даже здесь, в моём вечном сне. Наверное, потому что он был куда ужаснее любого кошмара, но я его не боялась. Глупая мысль, ну да ладно — что, Цари не люди, не могут немного пострадать ерундой? Он ведь демон. А значит, зло во плоти, верить которому нельзя. Только почему-то я всё равно улыбалась, подставляя лицо ветру, срывавшему остатки печали и раздумий. Я просто хотела жить… И я жила. В этот момент. Когда мир потерял привычные очертания. Когда зло стало реальнее добра, и я не хотела уже ничего менять…
Мы домчались до дома за считанные минуты, и я с сожалением поняла, что совсем не против ещё пары часов такой вот беготни под дождём. Кошмар, дожила! Не хочу уходить от вражины номер раз! Но пока Михаэлис адекватен, он мне не враг, так что опустим этот щепетильный момент. Себастьян же дотащил меня аж до квартиры, и всё так же с хозяйкой на руке открыл дверь своим ключом, благо я об этой детали позаботилась давным-давно, ещё по возвращении из Японии выдав демонам запасные ключи родителей.
Следом за нами мчал Грелль, и, глянув через плечо, я отметила, что Лёха, который наверняка поначалу возмущался и требовал его отпустить, сейчас был вполне доволен происходящим — он всегда любил скорость и гонки, а тут прокатился с ветерком, разве что «транспорт» оставлял желать лучшего, но «от добра добра не ищут», вот и Алексей смирился со своим положением «принцессы», улыбаясь во все тридцать два зуба и вертя головой по сторонам, как заведённый. Тем не менее, как только Михаэлис распахнул дверь, а Грелль замер, Лёха потребовал его отпустить и пригрозил, что в жизни больше со жнецом словом не перекинется, если тот откажется. Да, нелёгкий выбор братец-вымогатель геюшке предоставил, но разум победил гормоны, и любвеобильный жнец соизволил освободить Лёху от своей железной хватки. Меня же дотащили аж до кухни и, усадив на стул, вежливо так поинтересовались: