Пока муж в командировке
Шрифт:
Но ни изысканное платье хозяйки замка, ни ее фантастическая красота не радовали сердца прибывших. Лица мужчин были суровы и мрачны, а кое-кто смотрел на хозяйку замка с откровенным ужасом.
Неужели это правда, и графине Батори на самом деле исполнилось пятьдесят лет? Ничто в этом спокойном бледном лице, лишенном возрастных признаков, не говорило о старости. Кожа ее свежа и нетронута, как у молоденькой девушки, только выглядела слишком уж бледной, неживой.
Выходит, все страшные слухи, ходящие вокруг вельможной дамы - близкой родственницы трех царствующих королей, - правда? Выходит,
Но и оставить все как есть король не сможет. Уж слишком хорошо известен король Матиаш как строгий моралист и справедливый судья. Если хотя бы десятая часть того, что говорят про графиню, правда, то суд над ней состоится. Не зря же самые знатные люди Венгрии бросили столицу в разгар рождественских праздников и сломя голову понеслись на край света, в родовой замок графини Батори, затерянный среди Карпатских гор!
Молчание, висящее в воздухе, становилось невыносимым. Кто же нарушит эту страшную тишину, у кого хватит духу начать тяжелый разговор?
Пустоту зала прорезал высокий женский голос:
– Добро пожаловать, король, кузен мой. Высокую честь оказали мне господа, прибывшие в скромную мою обитель. И нынешний праздник оттого в два раза дороже моему сердцу…
– Оставь, Эржебета, - перебил человек, стоявший впереди мужской свиты.
– Не праздновать мы приехали в Чейте, и ты это знаешь.
Он стянул с пальцев потертые замшевые перчатки, не глядя, протянул их назад. Кто-то услужливо и бережно принял их.
Глаза женщины ярко сверкнули на бледном лице.
– Что же привело тебя, Матиаш, в мой дом? Какая беда стряслась в твоем королевстве? Должно быть, турки вторглись в пределы Верхней Венгрии, коли вся доблестная знать собралась в моем замке? Тронута рыцарской защитой, но прошу храбрых дворян не беспокоить себя попусту. Мои вассалы хорошо вооружены и соберутся у замка по первому зову…
– Не грози мне, Эржебета, - оборвал мужчина ее монолог.
– Не соберутся твои вассалы на твою защиту. Защиты от тебя просят они у короля, и мой долг их защитить.
Женщина надменно подняла брови.
– Защиты? От меня? В чем же обвиняют меня эти неблагодарные твари?
Король снова, не глядя, протянул руку. Кто-то вложил в нее свиток на церковной латыни. Матиаш развернул длинный пергамент, нахмурился, заговорил размеренно, словно зачитывая судебный приговор:
– Они обвиняют тебя в сношениях с дьяволом, в том, что ты мучаешь и убиваешь девушек и купаешься в их крови, в том, что в подвале твоего замка есть камера пыток, где ты сама разделываешься со служанками, в том, что тела убитых находят повсюду: в лесу, обглоданные волками, в реке, в старых склепах, в пещерах гор…
– Кто измыслил всю эту гнусную ложь?!
– вскричала женщина и в гневе сжала белые костлявые кулаки.
– Это свидетельство пастора Яноша, которому ты повелела тайно похоронить
– Пастор Янош - подлый лжец! Я действительно велела ему похоронить девушек, но только потому, что в замке начали болеть! И я должна была предупредить распространение опасной болезни любой ценой!
Мужчина сделал шаг вперед. Женщина, стоявшая перед ним, невольно отступила, столько гнева и мрачного отвращения было в угольно-черных глазах гостя.
– Какая болезнь, Эржебета?
– тихо спросил король, упорно называя графиню по имени.
– Уж не та ли, от которой вымерла половина Трансильвании?
Лицо хозяйки, и без того мертвенно - бледное, превратилось в восковую маску. Только глаза и жили на этом лице: яркие, голубые, смотревшие на мужчину с бессильной яростью.
– Что же ты молчишь, кузина?
– продолжал король, надвигаясь на графиню.
– Или неправда, что ты сохраняешь вечную молодость ценой человеческой крови? Или неправда, что ты замучила столько девушек, что в твоих владениях их уже не осталось? Или неправда, что твои приспешники завлекают к тебе на службу крестьянок из самых отдаленных областей? Или неправда, что даже туда дошла молва о «чудовище из Чейте», как тебя называют, и никто не соглашается идти к тебе в услужение? Скажи, что все это ложь, Эржебета, но помни: перед тобой не родственник, а король. Солдаты уже обыскивают замок, и если ты попытаешься солгать, я уличу тебя, не сходя с места.
Женщина молчала. Ничего нельзя было прочесть на ее бледном прекрасном лице.
– Что же ты не отвечаешь, кузина?
Тишина. Оплывшие свечи роняли воск на натертый каменный пол, а армия мужчин, собранная против одной страшной женщины, стояла неподвижно и ждала ответа.
Король опустил взгляд. Еще минуту длилась пауза, затем он поднял голову, сказал ясно и громко:
– Повелеваю отвести графиню Надашди, урожденную Батори, в ее покои! Повелеваю забрать окна комнаты железными решетками! Повелеваю выставить у дверей охрану из шести гайдуков! Повелеваю графине оставаться в своих покоях до суда, который будет назначен в самое ближайшее время!
Король остановился, подумал и сказал чуть тише, обращаясь к высокому человеку, стоявшему за его спиной.
– Проследи, чтобы еду подавали мужчины. И лучше, если они будут вооружены. Женщин к ней не допускать.
Вельможа приложил руку к сердцу, склонился в глубоком поклоне.
Король бросил на графиню последний взгляд, в котором мешались гнев, невольный страх и отвращение, повернулся и пошел к выходу.
Через минуту в зале остались только высокая бледная женщина и шестеро гайдуков, выбранных герцогом Турзо для охраны преступницы.
Высокий вельможа подошел к женщине, коснулся ее плеча и тут же отдернул руку, словно обжегся. Женщина быстро обернулась и злорадно рассмеялась:
– Что же ты остановился, герцог Турзо, пфальцграф Верхней Венгрии? Почему не дотрагиваешься до меня, как раньше? Или мне следует называть тебя Дьердь, как я называла тебя когда-то? Ты ведь любил, когда я называла тебя по имени, мой сиятельный друг!
– Это было давно, - прошептал герцог и вытер капли пота, выступившие на лбу.