Пока мы живы
Шрифт:
– Что стоите? – весело спросил он. – Кого ждете?
Поразительно, как Дима мог шутить в такой ситуации. Я понимала, что его веселость – напускная. Обычно он за ней прятался от проблем, как за ширмой.
Парень посмотрел на подростков, поморщился и сказал нам с Маратовной:
– Ну, что замерли? Пошлите к машине. Давайте уже уедем отсюда.
– К чертям собачьим! – сказала Маратовна и мы побежали до машины.
Когда машина завелась, я мысленно похвалила себя, что вовремя заехала на заправку. Полный бак. Чувство было такое,
В скором времени слова Димы о том, что в городе происходит что-то неладное, подтвердились. Мы проезжали мимо брошенных посреди улицы машин, горевших домов, разбитых витрин. Повсюду раздавались душераздирающие крики. Люди умирали. Люди убивали людей. Все еще живых. В надежде выжить. Они вопили, стонали, ревели. Хотелось зажать уши руками и не слышать этой чудовищной какофонии. Я крепче вцепилась в руль, оглядывая улицы. Повсюду кровь, смерть, слезы. Где же военные? Где полиция? Почему никто не спешит остановить это безумие?
Автомобили на ходу теряли управление, врезаясь друг в друга, в дома, и даже в людей, оставляя на асфальте темно-красные полосы. Одна машина чуть не влетела в нас – мне удалось уйти от нее вправо, заехав на тротуар. Повезло, что бордюр оказался невысоким, и что там не было людей. Машина пролетела мимо и врезалась в столб.
– Твою мать, что за сумасшествие? – воскликнул Дима.
Я притормозила.
– Что ты делаешь? – зарычала Маратовна. – Зачем останавливаешься?
– В аварии могли пострадать люди, – ответила я. – Может, им нужна помощь!
– Какая помощь?! Ты не видишь, что творится? – Дима выглядел не на шутку испуганным.
– Варя, всем людям не поможешь. Надо спасать себя. Поехали!
Я знала, что они правы. Я видела, что происходит. Но не могла до конца осознать весь масштаб трагедии. Слишком быстро все изменилось. Слишком страшно стало вокруг. Знакомый мир неожиданно показался чужим.
Я послушала своих коллег и нажала на педаль газа.
– Что будем делать дальше? Куда поедем? – спросила я.
– Ты говорила, что у тебя родители живут в деревне. Может, до них эта хрень не добралась, и они не посинели?
Сердце сжалось. Мама и папа… Я рассказала Маратовне, что мои родители действительно живут в глухой деревне Роднино. Уже будучи на пенсии, они купили себе маленький домик у озера подальше от людей. Они всегда ценили уединение. В Роднино даже почта приходит не чаще, чем раз в месяц. Туристов и приезжих там нет совсем. Возможно, болезнь действительно не добралась до них. Я подумала о том, что это хорошее место, чтобы спрятаться от того безумия, что сейчас происходит. Оставался только один вопрос: как туда добраться?
– Бензина может не хватить, – сказала я, взглянув на приборную панель. – До родителей около тысячи километров.
– По пути наверняка стоят заправки. Давай решать проблемы по мере их поступления. Нам некогда сейчас разрабатывать план в мельчайших подробностях. Поедем в деревню, а там видно
Дима подал мне телефон, но связи не было.
Несколько минут мы ехали молча, стараясь как можно меньше обращать внимание на то, что происходит вне машины. Маратовна включила радио, чтобы хоть как-то отвлечься. Играла какая-то зарубежная песня. Если не смотреть по сторонам, то наша поездка казалась чем-то обыденным. Будто мы не убегаем в неизвестность от синих, а едем на обычный пикник в соседнюю деревню. Я даже на минуту позволила себе подумать, что так и есть, но вскоре заставила себя откинуть эти мысли.
– Прибавь скорость, – торопила меня директор. – Нужно как можно быстрее валить из этого ада.
– Пока не закрыли город, – сказал Дима, сидящий сзади.
– Думаешь, закроют? – спросила Маратовна.
Дима мрачно кивнул:
– Вспомните историю о черной оспе, которую привез из Индии в Москву художник… Забыл его фамилию.
– Кокорекин, – напомнила Маратовна.
– Да, точно! Тогда правительство быстро справилось с эпидемией.
– Расскажите мне об этом случае, – попросила я.
– В декабре 1959 года, – начала директор, – художник Кокорекин приехал с Индии и направился к любовнице. Вместе с подарками он привез и смертельное заболевание – черную оспу. Так, по цепочке, он заражал все больше и больше людей. Врачи не сразу определили болезнь, некоторые люди умерли, в том числе и Кокорекин. Все светила медицины были подключены к решению этого вопроса. Благодаря одному опытному вирусологу – фамилию не вспомню – был поставлен верный диагноз. С помощью КГБ удалось выяснить, с кем общался художник после приезда. Все эти люди были отправлены в изоляцию. Город перекрыли. Чтобы избежать паники, жителей держали в неведении.
Я почувствовала, как по всему телу побежали мурашки.
– Что произошло дальше? – спросила я.
– Дальше – тотальная принудительная вакцинация. Было запущено экстренное производство препарата. Прививали всех: от новорожденных до больных и умирающих. В кратчайшие сроки привили больше миллиона людей.
– Удивительно, – сказал Дима, – но правительству удалось быстро предотвратить масштабную трагедию.
История меня потрясла. Появилась тоненькая ниточка надежды, которой я поспешила поделиться со своими спутниками:
– А что, если происходящее в 1959 году повторяется? Только это уже не черная оспа, а невиданная ранее болезнь? Может быть, и наше правительство не афиширует об опасности, чтобы избежать паники?
– Судя по живым мертвецам, ситуация вышла из-под контроля, – буркнул Дима.
– Но правительство не может оставить нас умирать, – не сдавалась я, – скорее всего они занимаются разработкой вакцины. Точно! Нужно только подождать. Пережить эту неразбериху.
В машине повисла тишина. Мне и самой до конца не верилось в то, что я говорила. Но как жить без надежды?