Пока нормально
Шрифт:
Моя рука заскользила по стеклу, повторяя эти линии. Над глазом я остановился. Только пальцы еще двигались.
– По-моему, я до сих пор не знаю, как тебя зовут, – сказал мистер Пауэлл.
– Дуг Свитек.
Мистер Пауэлл взял черный карандаш.
– Мистер Свитек, ты не хотел бы попробовать это нарисовать? – спросил он.
– Я не умею, – ответил я.
– Тогда давай попробуем вместе, – сказал мистер Пауэлл.
И когда я сжал в пальцах черный карандаш, то почувствовал себя… впечатляюще. Думаете, я вру?
Глава 3 /
Большеклювый Тупик
Ладно. Я ходил в библиотеку каждую субботу. Ну и что? Что с того? Я же не книжки там читал, ничего такого.
Я ходил туда каждую субботу, потому что время поджимало. От августа осталось только три недели, еще несколько дней в сентябре – а потом тупая Средняя школа имени Вашингтона Ирвинга, единственная в нашем тупом Мэрисвилле, штат Нью-Йорк, должна была открыть свои тупые двери и заглотать нас всех после летних каникул. Всего три недели. А узнать надо было много.
– Начнем с контуров, – сказал мистер Пауэлл в ту первую субботу. – Положи руку на бумагу – нет, повыше: этот лист того же размера, что и страница в одюбоновской книге, так что ты попробуешь скопировать все в натуральную величину. Посмотри на крачку. Хорошо. Теперь нарисуй ее контур. На свой лист смотреть не обязательно. Просто веди линию с первой верхней точки. Не так медленно. Веди ее до конца, до самого клюва.
Я провел линию сверху до самого клюва.
– Теперь переходи к правой стороне и сделай то же самое: проведи всю линию сверху вниз, до самого клюва. На бумагу не смотри. Вот так.
– Как же я смогу соединить линии, если не буду смотреть?
– А тебе и не надо их соединять.
Я закончил правую сторону крачки, а потом посмотрел на бумагу.
– Не очень-то похоже на птицу, – сказал я.
– Пока не очень.
– Как будто я старался показать, что такое не птица.
Мистер Пауэлл положил свою руку на мою и остановил ее. Я поднял глаза и увидел на его лице улыбку. Не такую, как у моей матери, но тоже ничего.
– Именно так, мистер Свитек, – сказал он. – Именно это ты и делаешь. Большинству молодых художников требуется много времени, чтобы это понять. Давай попробуем снова. Переверни лист. Теперь давай проводить линии немножко быстрее. И когда начинаешь – да, как раз отсюда, – когда начинаешь, думай о том, что твоя линия сообщает нам о птице. Как воздух скользит по ее перьям? Как они шевелятся? Быстро ли движется эта птица?
– Быстро, – сказал я.
– Держи это в уме, когда будешь проводить линию.
Я провел линию.
– Стоп, – прошептал мистер Пауэлл. – Сейчас ты дойдешь до переднего края крыла, правильно?
Я кивнул.
– Подумай о том, как ветер бьет в это крыло.
Ладно, может, вы мне и не поверите, но когда я об этом подумал, то как будто почувствовал ветер на своих собственных плечах. Думаете, я вру?
– Сильней нажимай на карандаш, чтобы передать
Я послушался.
– Еще сильней. Не бойся, не сломаешь.
Я нажал еще сильней.
– Теперь справа, все то же самое.
Я провел правую линию.
Мистер Пауэлл кивнул.
– А теперь, мистер Свитек, давай добавим шею, голову и клюв. Эта пустота между линиями, которые обозначают крылья, и есть ее тело, верно? Вообрази, как из этой пустоты вырастает шея. Поставь карандаш туда, откуда думаешь начать. Очень хорошо. Теперь веди линию вниз. Чуть быстрее. Рисуя эту птицу, Одюбон пользовался в основном кривыми линиями, так что и тебе придется работать с кривыми. Пусть здесь закругляется… да, именно так. Теперь перенеси карандаш туда, где собираешься начать правую сторону. Нет, посмотри на картину. Видишь, Одюбон сдвинул это крыло чуть-чуть ниже? Зачем, как по-твоему?
– Затем, что, если бы крылья были на одной высоте, она выглядела бы как чучело, которое висит где-нибудь в музее.
Мистер Пауэлл опять улыбнулся.
– Сейчас ты говоришь о том, что называется композицией. Но не будем забегать вперед. Проведи правую линию. Чуть быстрей.
Мы изрисовали все три листа бумаги с обеих сторон. И, наверное, извели бы еще целую пачку, если бы наверх не поднялась миссис Мерриам. Она напомнила мистеру Пауэллу, что в Мэрисвилльской бесплатной публичной библиотеке есть и другие посетители, не говоря уж о том, что надо внести в каталог новые книги издательства «Хоутон Миффлин». Не может же она делать все это сама и одновременно еще выдавать и принимать остальные книги, правда?
– Конечно, конечно, – сказал мистер Пауэлл.
Хотя, по-моему, она отлично справилась бы и без него, если бы только нацепила свои очки себе на нос и занялась делом.
– Конец первого урока, – сказал мистер Пауэлл. Он просмотрел рисунки. – Этот возьми домой, – сказал он. – Пожалуй, тебе еще рановато решать такие вопросы, но мне любопытно. Попробуй сообразить, как нарисовать перья. Это задача, у которой есть решение. Постарайся его найти. – Он скатал лист в рулон и протянул мне. – Карандаши тоже возьми. Остальное я уберу позже. А теперь мне надо пойти заняться каталогом.
Когда я спустился вниз, в прохладу библиотеки, часы показывали только полчетвертого и, насколько я мог видеть, в зале не было ни одной живой души. Не знаю, с чего эта миссис Все-Надо-Внести-В-Каталог-Сию-Секунду так переполошилась. На боку моего большого пальца осталась темная полоска от карандаша. Я решил, что не буду мыть руки и посмотрю, сколько она продержится.
Между прочим, на случай, если вы плохо меня слушали, – помните, как назвал меня мистер Пауэлл? Молодой художник. Спорить готов, что прозевали.
Вечером, пока мой брат не пришел спать, я работал над перьями, и это было не так просто, потому что стола у меня не было и я устроился на полу. И времени у меня тоже было немного, потому что брат мог заявиться наверх в любой момент – например, когда начнется реклама «Мальборо», – а тогда он увидел бы меня на полу и сказал: «Что это ты тут делаешь, а?» – и неважно, что я ответил бы, поскольку он все равно разорвал бы мой лист в клочки и они очутились бы где-нибудь в канаве, как кепка Джо Пепитона. Так что мне надо было работать быстро.