Пока страсть спит
Шрифт:
Девушка понимала, как она ужасно выглядит, и просила спрятать ее от посторонних любопытных взглядов.
Матильда кричала, не в силах сдержать себя:
— Вам не понять этого! Никогда! Да, они изуродовали мое лицо, посмотрите на мое тело — оно все в шрамах и ожогах, меня прижигали факелами. Но есть кое-что и похуже. Индейцы по очереди насиловали меня, как будто я неодушевленный предмет, символизирующий для них понятие «шлюха».
Не в силах сдержать рыдания, отвернувшись, она кричала:
— Я больше никогда не посмею поднять голову — я умру от позора!
Бет
На несчастье индейцев, Матильда Локхарт оказалась умной девушкой и за годы плена сумела выучить язык команчей. Она подслушала рассуждения воинов о судьбе других пленников и стратегии переговоров с белыми. Мэри немедленно послала за полковником Фишером, и он с растущим гневом слушал и рассказ о том, как девушку истязали, и о том, что замышляли индейцы. Пленных, судя по рассказу Матильды, было не менее пятнадцати, и индейцы собирались за каждого из них торговаться до конца. Фишер поблагодарил Матильду и отправился на переговоры, а Бет пожалела, что Натан решил присутствовать при этом событии.
Участники переговоров стали собираться в здании суда, окруженном любопытными. Заодно они глазели на индейцев. Женщины команчей терпеливо сидели у завалинок домов, воины с деланным безразличием смотрели на толпы техасцев, среди которых было немало мексиканцев, занимавших эту территорию раньше. Некоторые мужчины бросали в воздух монеты, и маленькие индейцы попадали в них стрелами из луков почти без промаха. Это вызывало восхищение, смешанное с ужасом.
Бет, честно говоря, было не до любопытства. Она не могла забыть бедной Матильды, ее лица и тела. Что касается сексуального унижения, то она как никто другой понимала, что должна была пережить бедная девочка. Она вздрагивала, сопоставляя сильные мускулистые тела воинов, насиловавших девушку, с ее хрупкостью и беззащитностью.
Полковник Фишер быстро пересказал двум своим товарищам то, что рассказала ему Матильда. И хотя Фишер не стал вдаваться в подробности о состоянии девушки, температура в зале начала подниматься. Большинство техасцев было из южных штатов, и хотя им в той или иной мере приходилось бороться с индейскими племенами, все это было несравнимо с местной ситуацией. Команчи превосходили всех силой, жестокостью и безжалостностью. Каждая захваченная белая женщина подвергалась насилию в те часы, когда племя останавливалось на ночевку, всеми воинами. Они, согласно племенному закону, делили своих жен между братьями, так почему они должны были делать исключение для пленницы?
Взаимные приветствия участников переговоров были недолгими и не очень искренними. Полковник Фишер перешел к делу:
— Почему вы привезли только двух пленников? Мы знаем, что их по крайней мере пятнадцать? Где же они? — спросил Фишер очень решительно.
Великий
— Да, это правда, есть много других пленников, но они находятся в лагерях племени Нермерунх, куда наша власть не распространяется.
Это была полуправда, но никто из техасцев не склонен был ей верить. Белым было не дано понять степень автономии каждого племени команчей, но это было так.
Великий Говорун продолжал объяснять ситуацию, напирая на то, что где бы ни были пленные, их можно обменять на разные товары, боеприпасы, одеяла и на красную краску.
Поведение индейцев было сочтено техасцами вызывающим, обстановка стала накаляться. Рафаэль, измерив глазами расстояние до двери, стал потихоньку подталкивать в этом направлении Натана. Но тот воспротивился:
— Что вам, черт побери, надо от меня? Что вы дергаете меня за руку и толкаетесь? Я не хочу пропустить ничего — это история!
Рафаэль, стиснув зубы и с трудом сдерживая себя, тихо прошептал:
— Я пытаюсь спасти вашу жизнь! Толпа сейчас в том состоянии, когда может произойти все что угодно. Вы уйдете отсюда, хотите вы того или нет!
Промедление стоило дорого. Полковник Фишер успел отдать команду, и солдаты блокировали все входы и выходы, в том числе и дверь, к которой проталкивался Рафаэль. Они почти уже были у цели, когда Натану удалось выдернуть руку из железных пальцев Рафаэля и, к удивлению обоих, он проговорил:
— Я остаюсь! Вы свободны и можете идти!
С этими словами он отвернулся и стал следить за происходящим.
Солдаты были уже внутри, и полковник Фишер, видя, как вожди хватаются за ножи, луки и стрелы, закричал:
— Мне не нравится то, что вы предложили. Мы же предупредили вас, чтобы вы не появлялись здесь, пока не привезете всех пленных. Когда все пленные будут возвращены, тогда мы будем что-то обсуждать, тогда вы и другие вожди, прибывшие сюда, смогут свободно уйти. До этого вы — наши пленники!
Переводчик побледнел и отказался передать индейцам эти слова. Его карие глаза наполнились ужасом и он пояснил:
— Вожди будут бороться насмерть и в плен живыми не сдадутся. Вы не сможете пленить их без борьбы, кровопролитной борьбы!
Полковник Ку, старший по положению, обругал переводчика и потребовал от него немедленно изложить команчам условия белых.
Сердце Рафаэля почти остановилось и, забыв о Натане, он стал пробираться сквозь толпу в последней попытке предотвратить кровопролитие, но опоздал.
Переводчик уже начал переводить ультиматум. Быстро закончив, он оттолкнул всех, кто его окружал, и выскочил из комнаты.
Все присутствующие вожди вскочили на ноги, и воздух потряс боевой клич команчей. Кто-то из вождей попытался выскочить тем же путем, солдат, стоявший у дверей, загородил ему дорогу. Нож проткнул его тело, но смертельно раненый солдат успел все же пристрелить команча. Кто-то скомандовал солдатам стрелять, и зал суда наполнился горьким пороховым дымом, криками и стонами раненых. Отсюда не было выхода ни белым, ни команчам.