Пока страсть спит
Шрифт:
Рафаэль был зажат в середине зала и не мог стрелять по команчам, а по техасцам не хотел. Он старался проложить себе дорогу к Натану. Тот, как и большинство присутствующих, был безоружен, а потому и беспомощен. Его серые глаза расширились от ужаса, он застыл на том месте, где Рафаэль его оставил. Рядом с ним стоял тоже безоружный рейнджер, ему в ногу попала пуля, но он сумел отнять у пробегавшего мимо индейского вождя мушкет и тут же выстрелил в него. Голову команча снесло выстрелом. Это потрясло Натана, но не это было самым страшным из того, что творилось вокруг. Индейцы и белые боролись за свою жизнь. В ход пошли ножи, огнестрельное оружие, любые подручные средства.
Рафаэль
Наконец Рафаэль прорвался к Натану, прижал его к стене и прикрыл широкой спиной, пригрозив отвернуть ему голову, если тот не станет послушно выполнять все его приказы. Натан замер, боясь Рафаэля гораздо больше, чем всех команчей вместе взятых.
Солдаты продолжали стрелять, но вожди дорого отдавали свою жизнь. Одного за другим их убивали, но все же некоторые из них сумели вырваться на улицы Сан-Антонио. Их боевые кличи донеслись до тех команчей, которые оставались снаружи.
Белые зеваки не сразу поняли, что происходит, но индейские скво и дети немедленно присоединились к воинам. И все они, не видя больше никаких моральных препон, обратили свое оружие против беззащитных граждан Сан-Антонио. Маленькие индейцы, восхищавшие совсем недавно местных обывателей своей меткостью, сразу же убили местного судью. Раздался залп, и солдаты поразили, наверное, столько же индейцев, сколько и техасцев.
Бет и Мэри оказались в разных местах. Когда раздались выстрелы и крики, Бет очутилась в середине толпы. Выбраться ей не удавалось.
Команчи хотели одного — вырваться из этого предательского места. Они прорывались к выходам из города, убивая безжалостно всех, кто попадался им на пути. Они рвались к реке. Некоторым удалось вскочить на лошадей. Кое-кто попытался найти убежище в домах местных жителей. Но в Сан-Антонио большинство жителей имело оружие, и индейцев убивали, как мух.
Рафаэль и Натан, которого он тащил за собой, оказались на улице в числе первых. Рафаэль стал искать глазами Бет, моля Бога, чтобы она оказалась в доме Мавериков. Он пытался перевести дыхание, выпустив Натана из своих железных объятий, но в этот момент увидел прекрасные волосы Бет среди охваченной паникой толпы, прямо в середине людского месива. Он видел ее безнадежные попытки вырваться, слышал выстрелы и крики людей, видел разящие индейские пики и стрелы, летевшие в толпу, и впервые в жизни испытал неведомое раньше чувство страха. У него пересохло во рту. Он забыл обо всем — о Натане, о бронзовых мощных фигурах, в руках у которых были ножи, о жителях Сан-Антонио, стреляющих, не выбирая цели. Все исчезло — он видел только маленькую мятущуюся фигурку, которую несла обезумевшая толпа.
Выставив вперед свой огромный кольт, Рафаэль зигзагом побежал к тому месту, где видел Бет. Он старался не стать легкой добычей команчей.
Никогда Бет еще не была так напугана, но она не потеряла рассудка. Когда несшая ее толпа пробегала мимо какого-то дома, ей удалось зацепиться за стену. Так она и держалась, прижавшись к теплой стене, пока людской поток обтекал ее. Одна коса закинулась ей на грудь, другая болталась за спиной растрепанная.
Она не знала, что ее яркие волосы были приманкой для команчей, которые за любую цену хотели иметь такую пленницу или хотя бы столь восхитительный скальп. Один из них уже подбирался к ней с большим ножом в руке. Бет поначалу даже не осознала реальную опасность от надвигавшейся на нее бронзовой фигуры с широкими плечами. Но ее глаза расширились от ужаса, когда она узнала лицо, которое
Она сжимала челюсти, как собака, понимая, что если ему удастся освободить руку с ножом, ей конец. Они ударились о стену, и ему удалось скинуть ее с победным воплем. Она прижалась спиной к стене, волосы ее растрепались, а глаза дерзко смотрели на индейца, грудь вздымалась. Как ни странно, страх отступил, на его место пришло озлобление. Фиолетовые глаза впились в команча, как бы призывая его продолжить борьбу.
Воин заколебался, не зная, стоят ли чудные волосы опасной в этих обстоятельствах борьбы. Он больше не намеревался брать ее в плен, но эти волосы…
Он изготовился к атаке, а в голове Бет вертелась одна мысль — нож, нельзя дать ему возможности воспользоваться ножом!
Перехватив свое привычное оружие, индеец бросился к ней, и Бет почувствовала, как какая-то сила подняла ее в воздух. Она упала на мостовую и задохнулась от боли. В ушах стоял звон от громкого выстрела, раздавшегося в тот момент, когда она оторвалась от земли. В ужасе она увидела, что нападавший на нее команч упал рядом с ней с огромной раной в груди.
У Бет не было времени на размышления, потому что руки, не менее грубые и сильные, чем у команча, оторвали ее от земли. Она поняла, что уткнулась в теплую твердую грудь Рафаэля и услышала его взволнованный шепот:
— Слава Иисусу! Я думал, что уже опоздал! Его руки были для нее самой надежной защитой в этом сошедшем с ума мире, когда она ощущала их силу и нежность одновременно. Он тяжело дышал, она чувствовала, как поднимается его грудь, на которой покоилась ее щека. И неосознанно она обняла его своими гибкими руками. Сквозь туман полубессознательного состояния она ощутила страстные поцелуи, покрывавшие ее голову и виски, слышала мягкие испанские слова, которые он нежно шептал ей на ухо.
Наконец он разомкнул объятия и слегка отодвинул ее от себя. На его смуглом лице было написано решительное выражение, потемневшие глаза ощупывали ее лицо. Он твердо спросил:
— Ты не ранена, он нигде не успел поранить тебя? Забыв обо всех ужасах этого дня, она с затуманившимися от чувств глазами прошептала только четыре слова:
— Ты спас мне жизнь!
Рафаэль горько улыбнулся ей и сухо сказал:
— Скорее, свою собственную!
Она не сразу поняла смысл сказанного и, постепенно возвращаясь к реальности, отступила от него и стала стряхивать пыль и грязь со своей юбки. Вспомнив расстановку сил, она поправилась:
— Благодарю вас, сеньор Сантана, за ваше более чем своевременное вмешательство. Вы спасли мне жизнь, и я навечно останусь в долгу перед вами. Пожалуйста, примите мою глубочайшую благодарность.
Лицо Рафаэля напряглось, глаза опасно сузились.
— Прошу тебя, не говори со мной в этом слащавом тоне, только не сейчас!
Фиолетовые глаза сверкнули от гнева и боли, она посмотрела на него и не менее резко, чем он только что, поинтересовалась:
— Что вы подразумеваете под этим? Он спокойно посмотрел на нее, помолчал, а потом, как бы отрывая от себя каждое слово, произнес довольно грубо:
— Просто мне кажется, что нам пора перейти к разговору, который должен был состояться еще четыре года назад.