Пока ты моя
Шрифт:
– Я останусь ждать, – сказал Адам, глядя на часы. – А ты поезжай домой. Грейс скоро вернется из школы, и ей понадобится мама.
Он сжал руку жены. Лоррейн пристально взглянула на его пальцы, лежавшие на ее жакете, а потом стряхнула их с себя.
– Посмотрим, вдруг тебе удастся переубедить ее, – добавил Адам.
По пути домой Лоррейн позвонила в отделение полиции узнать последние новости. Констебль Барретт сообщил ей, что, помимо трехмесячного условного осуждения за воровство, Карла Дэвис была героиновой наркоманкой, и ее ребенок уже был зарегистрирован в группе риска службы социальной защиты. Вероятно, органы опеки забрали
Лоррейн остановила машину у своего дома. Заперла ее и вошла в дом, громко объявив:
– Я пришла!
Как обычно, ответа не последовало. Она услышала слабые звуки музыки, доносившиеся сверху. Потом, уже погромче, раздалось хихиканье, и кто-то пронесся по лестничной площадке, хлопнув дверью ванной. Спустя еще мгновение по дому разнесся заливистый девичий смех.
«Мои прекрасные дочери», – с гордостью мелькнуло в голове Лоррейн. Нежная улыбка пробежала по ее лицу, и она перебросила пальто через перила лестницы. А потом внутри Лоррейн снова все мучительно сжалось при одной только мысли обо всем, что произошло.
18
Дверь заперта. Я дергаю ее снова, чтобы убедиться, что не ошибаюсь.
Черт возьми.
Меня так и тянет пнуть ее, хватить по ней кулаком, сгонять за ломом и, впихнув его между медной ручкой и дверной коробкой, ковырять до тех пор, пока дерево не треснет, не расколется и не обвалится, позволяя мне войти.
Я смотрю на часы. У меня мало времени. Я должна как можно больше разузнать об этой семье и о том, сколько у них денег, как они распределяют обязанности, кто всем управляет, кто занимается финансовыми вопросами. Сгодятся любые, даже самые краткие сведения. Я хочу создать картину их прошлого, их настоящего, но не их будущего. Вполне могу представить, что ждет их впереди. Ну а пока мне требуется заполучить что-то вроде моментального снимка их жизни – общую картину, а заодно и мелкие детали.
Я приседаю на корточки и, прищурив один глаз, смотрю сквозь замочную скважину. Можно разглядеть переднюю часть письменного стола Джеймса, но только и всего. Последний раз я была в этом кабинете, чтобы вытащить Ноа из-под зеленого кожаного капитанского кресла, придвинутого к столу. Ноа просил Оскара покружить его в этом кресле, но тот стоял в дверном проеме, качая головой, кусая нижнюю губу и крича, что им не разрешают сюда заходить.
– Пойдем-ка, Ноа, – окликнула я из-за спины Оскара, упершись руками в дверной проем. Создавалось впечатление, будто какая-то невидимая сила защищала вход в эту святая святых, и, в то время как мы с Оскаром знали, что нельзя пересекать это незримое поле, Ноа все было до лампочки. И что же сказал Джеймс вскоре после того, как я переехала в этот дом? «Это – частная территория».
Где-то должен быть ключ. Я оглядываю прихожую. Здесь два стола: потрепанный сосновый на пути в кухню и старинный серповидный напротив длинной стены, ведущей к лестнице. Его полукруглую поверхность украшает ваза со свежими лилиями, а на передней части стола из красного дерева виднеется ящик. Открываю его. Вижу какие-то квитанции, несколько батареек, перекатывающихся внутри, одну перчатку и пару шариковых ручек. Есть тут и два ключа с ненадписанными пластмассовыми брелками. По виду не скажешь, что эти ключи могут подойти к большой старой двери кабинета, и я не ошибаюсь. Мои попытки вставить их в замок оказываются безнадежными.
Я принимаюсь
Я не нахожу никаких ключей. Только множество носовых платков, полпакета мятных леденцов, резинку для волос и пару наушников.
Пытаюсь хорошенько поразмыслить, поправляя все эти пальто. Наверняка сам Джеймс запер кабинет перед своим отъездом. Это ведь его кабинет. Но с его стороны было бы непрактично взять ключ с собой. В какой-то момент Клаудии наверняка потребуется зайти туда, пока муж в плавании. А что, если грянет финансовый кризис или понадобится паспорт, свидетельство о рождении или какой-нибудь другой важный документ? Уверена, Джеймс держит подобные вещи именно там. В кабинете есть сейфы. Когда поздними вечерами дверь оставалась приоткрытой, я видела, как Джеймс сосредоточенно изучает какие-то бумаги. Он каждый раз поднимал взгляд от стола, пристально глядя на меня, когда я проходила мимо со стопкой чистого белья или с сонным мальчиком на руках. В этих металлических несгораемых сейфах хранят только очень важные вещи.
Я прихожу к выводу, что ключ или спрятан где-то в доме, или находится у Клаудии. Чуть раньше, когда я вернулась домой после того, так неожиданно вылетела отсюда этим утром, – а что, интересно, я должна была сделать после того, как она задела меня за живое, да так резко, что от меня потребовалась вся сила воли, чтобы не вскрикнуть от боли? – обнаружилось, что Клаудия уехала на работу. На кухонном столе лежала записка.
«Простите, я не хотела вас расстраивать. Мы можем поговорить сегодня вечером. С уважением, К. ».
И никаких разбросанных по листку поцелуйчиков, как это обычно было у Сесилии. Четкий, разборчивый почерк, немного наклоненный влево. Любопытно, что бы сказали эти судебные психологи, считающие, что могут узнать о вас абсолютно все по одному только взгляду на ваши каракули? То, что это – выражение сдерживаемых чувств, скрытых эмоций или страхов и ухода в себя? У меня вырывается слабый смешок, и я засовываю записку в карман, размышляя о том, что такому описанию больше соответствую я, чем Клаудия.
Я возобновляю свои поиски наверху, в спальне Клаудии и Джеймса, и прислушиваюсь, пытаясь уловить отзывающиеся эхом остатки слов: «Дорогая, я оставил ключ здесь, в своей коробке для запонок… Когда тебе понадобится ключ от кабинета, посмотри в моем ящике у кровати… Помни, я прячу ключ под моими носками…»
Я ничего не слышу.
Смотрю на кровать, застеленную белым льняным бельем. Она огромна. Я вдруг вспоминаю Сесилию, ее тощую фигурку, которая мечется по кровати, эгоистично заняв ее всю. Мраморная холодная кожа на накрахмаленных хлопковых простынях, волосы разметались, будто у безжизненной жертвы убийцы на месте преступления, – и я, стоящая в дверном проеме, глядя на нее и не зная, как облегчить ее страдания.