Пока я мертва
Шрифт:
– Он мне не нравится, – заключает мой брат, и я с ним соглашаюсь. Миша улыбается мне на все свои тридцать два идеальных зуба.
Когда мы втроем собираемся где-нибудь вместе, то непременно все восторженные взгляды направляются на нас, как прожектора на сцену в театре. Разве может быть иначе? Михаил выглядит как кинозвезда эпохи шестидесятых. Густые платиновые волосы, чистая загорелая кожа и небесно-голубые глаза. Добавьте к этому широкие плечи, накаченный торс и вы получите идеального мужчину, которого все хотят.
Ах, да, еще мой брат очень умен, я даже
Увы, альвы выбирают для жизни только из своих. Такая традиция.
–Считай, ты лишилась девственности, – задумчиво говорит сестренка, я с недоумением смотрю на нее, не понимая, к чему она клонит, – В первый раз за такую длинную жизнь узнать, что кто-то может посчитать тебя непривлекательной, это очень-очень больно, – она громко смеется, следом за ней, хохочет и брат.
Я скрещиваю руки на груди, и строго смотрю на них.
– Поверь мне, это просто невозможно, – я улыбаюсь, просто не могу оставаться надолго серьезной, особенно с близнецами, – Правда, Миш, посмотри на меня, – обращаюсь я к брату, – Разве можно оставаться равнодушным к такому, – я кручусь перед ним, оборки на моем шифоновом платье оживают, подчеркивая каждое мое движение, – Ну?
– Я буду не компетентным, – с грустью в голосе отвечает мне Мишка, и я ударяю его по руке, – Ай, – он отдергивает ладонь, – Ты вынуждаешь меня тебе льстить.
– Неправда! – притворно охаю я, вытаращив на него глаза, – Ты ведь мой брат! – с нажимом повторяю я, скрестив пальцы, – И всегда должен быть на моей стороне.
– Кто-то ведь должен тебя тормозить, – кривится Мишка, и направляется к выходу. Пока мы спорили, звенит звонок, и стоило поторопиться, – Увидимся, – он посылает мне воздушный поцелуй.
– Держи свой кофе, – Наташка вручает мне стакан, – Пока, – она тоже скрывается за дверью.
– Пока, – ворчу я им вслед и выхожу в холл последней, мне совсем не хочется идти на пары, подождав секунду, я спешу к выходу. По дороге выкидываю остывший кофе. Никто не расстроится, если я уеду домой, в замкнутом пространстве университета, мне становится… Скучно.
На улице не продохнуть, невыносимая жара парит в воздухе, обжигая кожу ярким ультрафиолетом. Сощурив глаза, я несколько секунд стою в тени козырька крыши, наблюдая, как колышутся ветви деревьев от малейшего дуновения ветерка. Около самого кампуса, располагается фонтан, шум воды напоминает мне об океане.
Я хочу вновь оказаться на пляже, а не сидеть в душном помещении, даже эти лавки, расставленные у фонтана, не вызывали у меня желания остаться. Я направляюсь в сторону парковки, но, увидев там Матвея, резко останавливаюсь. Ни я одна решаю прогулять занятия. Он с кем-то разговаривает, и сначала я думаю, что по телефону, но его руки были свободны.
На носочках, я подхожу ближе и прячусь за сверкающий металл припаркованной машины. Очень тихо, сгорбившись в три погибели, я обхожу автомобиль и выглядываю из-за
Точно, ни телефона, ни какой-то гарнитуры, Матвей общается с пустым пространством напротив себя. Я нервно хихикаю, теперь у него галлюцинации.
– Я не буду этого делать, тебе ясно? – достаточно громко говорит Матвей, передёрнув плечами,– Найди кого-нибудь другого, – обреченно бросает он кому-то, накидывая на голову капюшон. Ссутулившись, Матвей подходит к «Ладе» и, открыв дверцу, скрывается в салоне.
Я представить себе не могу, что кто-то еще умудряется ездить на такой колымаге, не боясь за свою жизнь. Ладно, мне, бояться нечего, но человеку?! Спустя минуту мотор заводится, слегка чихнув, машина выруливает из парковочного места и выезжает на дорогу.
Я быстро запрыгиваю в свой джип, кожа в кабине так нагрелась, что я едва могу касаться ее голыми ногами, чертыхнувшись, я завожу мотор и включаю кондиционер. Потоки прохладного воздуха выветривают у меня все желание следить за Матвеем.
До дома я добираюсь достаточно быстро, никаких пробок по пути и светофоров, бросив машину у ворот, я вбегаю в ухоженный сад, с цветущими розами и клематисами. Отец тщательно следит за газоном, если трава отрастала, хотя бы на сантиметр больше, чем нужно, садовник тотчас увольнялся.
Последний задержался дольше остальных, он служит нам уже долгих двадцать лет, и никогда не задает вопросов о нашей «вечной» молодости. Очень дотошный старикашка, от его прозорливого взгляда не ускользает ни один сорняк. И он мне нравится, Павел стал для меня не просто другом, а тем человеком, которому я могла доверять, единственный из людей.
Никто не знает о нашей дружбе, я так хотела. Он живет в домике для прислуги, и мы часто с ним беседуем на маленькой кухне, попивая очень крепкий кофе. Я сталкиваюсь с ним у куста жасмина, орудуя ножницами, Павел подравнивает ветви.
– Привет, – здороваюсь я, – Папа дома? – я облокачиваюсь о деревянную арку, розы не успели ее оплести, кусты только в прошлом году были высажены.
– Ах, Варвара, это вы, – испуганно шепелявит старик, прижимая к груди острый секатор, я даже успеваю испугаться за него, хотя обычно, мне было все равно на людей и человечество в частности, – Я уже думал, что ваш батюшка вернулся раньше обычного.
– Это всего лишь я, – он тепло мне улыбается, возобновляя свою работу.
Минуту, я просто смотрю на него.
Джинсовый комбинезон на исхудалом теле, глубокие морщины на лице, избороздившие его, словно сети и пленившие его молодость. Слезящиеся выцветшие глаза, всего несколько лет назад поражающие своим насыщенным карим цветом. За соломенной шляпой скрываются редкие волосы.
За все это время, что он служит нам, я узнала о его жизни многое. Павел очень любил свою жену, Клавдию, она скончалась от инфаркта почти восемь лет назад, но он до сих пор ставит дополнительный прибор за ужином. Павел коллекционирует старые игрушечные машинки, и я из каждой поездки привожу ему еще одну, и он радуется, как ребенок.