Пока я мертва
Шрифт:
– Вас что-то беспокоит, Варвара Львовна? – обращаете ко мне Павел, – Вы побледнели, – нотки заботы в его хриплом голосе возвращают меня на грешную землю. Прокашлявшись, я отвечаю, что все в порядке и спешу спрятаться в доме.
Этому особняку больше двухсот лет. Двадцать комнат, пять ванных и одна оранжерея. Нам приходилось раз в несколько лет покидать его стены, хранящие наши воспоминания. Хоть в округе и не было соседей, иногда нам встречались те, кто начинал задавать вопросы.
Тогда отец сдержанно отвечает, что мы потомки тех самых Волконских. И это всегда срабатывает.
Меня будит голос сестры, требующий немедленно спуститься вниз, она настойчиво стучит в дверь. Сморщившись, я прячу голову под подушку, но это не срабатывает, потому что к ней присоединился брат. Не выдержав, я слетаю фурией с постели и распахиваю дверь.
– Знаете, кто вы после этого… – я не успеваю договорить свою фразу, потому что на пороге стоит отец. Я сглатываю слюну и выпрямляюсь, косясь на свое помятое платье и растрепанные кудри.
– Дорогая, мы ждем тебя в столовой, будь добра, не задерживай тех, у кого есть более важные дела, чем подниматься сюда, и тарабанить в дверь, – строго произносит отец и, крутанувшись на каблуках, оставляет меня одну.
Я быстро привожу себя в порядок, переодевшись в нежно-розовую блузу и джинсы с высокой талией. Волосы я просто завязываю в хвост, расчесать их, не намочив, было просто невозможно.
Я вхожу в столовую и сажусь за длинный стол, рядом с близнецами. Обилие выставленных блюд и запахи дают мне понять, как я на самом деле голодна. Не говоря ни слова, я беру бокал с красным вином и залпом выпиваю.
– Приятного аппетита, – говорю я, и отрезаю небольшой кусочек мяса. Все молча смотрят на меня, – Ну что? – обращаюсь я к ним, прожевав, – Мы не можем просто поужинать, не затевая очередной спор, – я откладываю приборы и откидываюсь на спинку стула.
– Никто и не начинает, – тихо отвечает Наташка, ее виноватый взгляд красноречивее любых слов.
– Это ты устроила пожар? – спокойно спрашивает меня отец, я вижу, как венка бьется на его лбу, – Я считал, что ты меня поняла.
– Она не нарочно, – беззвучно шепчет Мишка, я это и так знаю, но легче мне от этого не становится. Я опять принимаюсь за мясо. Правда сейчас, грудка кажется мне не вкуснее подошвы. Я чувствую себя виноватой.
– Пап, сегодня утром мы об этом говорили, – натянуто произношу я, принимаясь за салат,– Я этого не хотела, просто так получилось.
– Нельзя полагаться только на свою красивую мордашку, Варя! – отец хлопает кулаком по столу, Наташа рядом со мной вздрагивает. Я же продолжаю нарезать зеленые листья, измельчая их в кашу. Я была готова к этой вспышке гнева, – Ты подвергаешь опасности всю семью, – я перестаю кромсать салат и поднимаю голову, – Всех нас.
– Что ты хочешь от меня? Я ведь вся в мать, – язвительно отвечаю я едва слышно, отложив вилку, – Ты ведь именно это и хотел мне сказать, папочка? – я думаю, что отец опять начнет кричать, так всегда случается, когда речь заходит о матери.
Но в этот раз, он с минуту просто смотрит на меня. Я вижу, как на его лице проступает разочарование. Скрывая боль, я вызывающе улыбаюсь ему, хотя не чувствую ничего, кроме этой пустоты
– С годами ты совсем не меняешься, – папа вытирает рот салфеткой, хотя ничего не успел съесть, и бросает ее на стол, – Это печалит меня гораздо больше, – не сказав больше ни слова, отец выходит из столовой.
– Это ты зря, – ворчит Мишка, – Он эти дни и так, сам не свой. Не знаешь в чем причина? – подозрительно спрашивает меня брат, словно и в этом была моя вина.
– Не имею ни малейшего представления, – я пожимаю плечами, теперь еда вызывает у меня тошноту, – Причин много для его плохого настроения, – я резко поднимаюсь на ноги, стараясь придать своему голосу безразличие, но выходит плохо, – У меня пропал аппетит, – сипло заканчиваю я и вылетаю из комнаты.
Глава 3
Матвей
Мама решает переехать в другой город неожиданно, в принципе, она никогда меня не предупреждает об этом. Просто в один не прекрасный для меня день, она вдруг восклицает, что нам нужно собрать вещи и уехать из этого чертового места.
Тогда становится ясно, что ей опять не повезло ни с работой, ни с поиском своего идеального мужчины.
В детстве, перед самым отъездом, мама ставила в моей комнате глобус и говорила, что мир необъятный, нам не хватит времени, чтобы объехать весь земной шар. Но напоследок всегда обещала, что это точно в последний раз. Ближе к десяти годам я перестал ей верить и не доставал свои вещи из чемодана.
Зачем? Если через пару месяцев, она вновь решает переехать.
В два года, а именно в это время мама превратила свою жизнь в вечный поиск какого-то несуществующего места, где она сразу станет счастливой, у меня появилось столько «воображаемых» друзей, что все эти переезды мне поначалу даже нравились. В каждом новом городе они менялись, и я не успевал к ним привязаться или узнать.
Мама считала, что с возрастом это пройдет, но всегда раздражалась, когда я начинал рассказывать ей о них. Но это не прошло, ни с возрастом, ни с моим отчаянным желанием, чтобы это прекратилось. А наоборот, стало только хуже, но я научился это скрывать.
Дар или проклятие, я не знаю, но они повлияли на мою жизнь. Я стал замкнутым и необщительным. У меня нет друзей, и я ни с кем не общаюсь.
Я надеваю наушники старенького айпода и, пролистав папки, включаю свой плейлист. Под трек Кита Урбана, я начинаю медленно спускаться по лестнице. Стены подъезда обшарпаны, и из подвала несет котячьей мочой, но наших накоплений хватает только на небольшую квартирку на самой окраине города, рядом со свалкой.
Я выхожу на улицу, осторожно прикрывая за собой хлипкую дверь. На деревянных лавочках, под небольшим деревом, сидят старушки и подозрительно косятся в мою сторону. Я застегиваю олимпийку и накидываю капюшон на голову.
Я прохожу мимо к своей старенькой «Ладе», доставшейся мне от деда. Внутри пахнет апельсином, и я завожу мотор, выезжаю со двора, стараясь не задеть чьи-то «Жигули». Я не перестаю размышлять о своей жизни.
В нашей квартире всего две комнаты и кухня, размером с небольшую гардеробную где-нибудь в огромном особняке.