Пока я не умерла

Плам Эми

Порой мне с трудом удавалось разобрать, что она говорит, в особенности, когда она цитировала Шекспира на Старом Французском.

— Зачем кому-то проходить через такие страдания? Это просто выше моего понимания. Разве она могла ожидать чего-нибудь кроме горя, связывая себя отношениями с человеком?

Виолетта произнесла последние слова чуть ли не насмешливым тоном, а затем повернулась ко мне, открыв рот в форме О и широко распахнув глаза.

— Кейт. Мне так жаль! Ты так хорошо смешалась с присутствующими здесь ревенентами, что я совершенно забыла, что ты не одна

из нас. И ты с Винсентом… — Хваталась она за слова.

— Вместе, — сказала я без обиняков.

— Ну, да конечно. Вместе. Ну, это очень, очень… радостно. Пожалуйста, забудь, что тебе только что я сказала. — Виолетта выглядела так, будто вот-вот расплачется, она была очень смущена.

Я прикоснулась своей рукой к её плечу и сказала,

— Не переживай. Правда. Порой мне и самой с трудом удается припомнить есть ли какие-нибудь различия между мной и Винсентом.

Конечно же это была ложь, потому что всегда в моих мыслях было это наше с ним отличие. Но она кажется успокоилась и, после благодарного кивка мне, отошла, чтобы зачерпнуть свою собственную горсть земли.

Возникла небольшая суматоха, тогда Винсент поднял руку, чтобы успокоить толпу, которая начала тихо переговариваться между собой.

— Прошу прощения, друзья, — крикнул он. — Женевьева хотела кое-что прочесть, но попросила меня сделать это вместо неё. Это было их любимым местом с Филиппом, из книги Тристама Шенди «Жизнь и мнения». Она сказала, что это помогало им сохранить свою жизнь друг для друга.

Винсент прочистил горло и начал читать.

— Время летит слишком быстро…дни и часы нашей жизни…проносятся над нашими головами, словно легкие облака в ветреный денек, чтобы больше никогда не вернуться — всё давит на нас — пока ты закручиваешь свой локон — гляди! всё становится серым…

Винсент поднял глаза и перехватил мой взгляд. В его глазах читалось волнение. А затем вернулся к листку с текстом и продолжил.

— И каждый раз, когда я целую твою руку, цена моего прощания, которое последует, это всего лишь прелюдия к расставанию на вечность, которое с нами вскоре произойдет!

У меня в груди сердце ёкнуло. Не только от символизма, мне физически стало больно. Этот отрывок был написан, словно про нас с Винсентом. Мои худшие опасения о нашем будущем были изложены в стихотворные строфы, которые он читал, как погребальную песню.

Это могли быть и мы, подумала я вновь. Чтобы не произошло, мы, похоже прокляты судьбой. Даже, если Винсент переживет агонию своей одержимости к смерти и будет стареть вместе со мной, когда-нибудь он будет на месте Женевьевы, прекрасным подросток, стояещем у могилы постаревшего возлюбленного.

И с чего я вдруг думаю о старении рядом с кем-то? — возразил с негодованием мой внутренний голос, заставив себя почувствовать полной идиоткой. Я ведь всего лишь подросток! Я даже не знаю, чего мне захочется через пять лет, не говоря уж о шестидесяти. Однако, я ничего не могла с собой поделать. Трагедия была настоящей и осязаемой, и я не могла отстранится от неё рациональными объяснениями.

Иррациональное и преждевременное горе раздирающие моё сердце, заставило

жгучие слезы струиться по моим щекам. Мне пришлось убраться оттуда. Я была вынуждена сбежать из этого места, которое красноречиво демонстрирует финал человеческой жизни. Я начала медленно продвигаться назад, надеясь, что никто не заметит моего бегства.

Когда я отделилась от общей группы, то быстро зашагала прочь, останавливаясь, чтобы посмотреть через плечо. Похоже никто не заметил моего ухода. Все смотрели на Винсента, который уже скрылся в море черных костюмов. Я и сама потерялась на какое-то мгновение в толпе туристов, держащих в руках карты и указывающие на могилу той или иной знаменитости.

— Эдит Пиаф, два ряда в сторону и один вверх, — сказал гид, уводя за собой группу американских подростков.

Всего год назад, и я могла быть среди, подумалось мне, глядя на улыбающуюся беззаботную девушку моего возраста. Я позволила себе пойти за ними, пока была на безопасном расстоянии от похорон.

Не заботясь о том, куда я иду, я глубже погрузилась в рассматривание могил. Начал моросить холодный дождь, капли которого словно иголочки впивались в кожу и я нырнула в вырезанное из камня небольшое строение в готическом стиле.

Крыша, поддерживающаяся только столбами, давала мне укрытие от дождя, но не спасала от пронизывающего холодного ветра. Я сгорбилась рядом с могилой, украшенной двумя статуями, лежащими на мраморной кровати бок о бок, сложив руки в вечной молитве. Спустя мгновение, я вспомнила, что я уже бывала здесь, на экскурсии с мамой. Это была могила Абеляра и Элоизы.

Какая ирония, подумала я, что именно сегодня я оказалась на могиле самых известных трагических влюбленных Франции.

Я сидела у основания могилы, прижав к себе ноги и натянув на них пальто, чтобы хоть как-то защитится от непогоды. Я чувствовала себя, как никогда одиноко. Вытирая краем рукава свое лицо, я сделала пару глубоких вдохов и постаралась думать рационально.

Я должна была сосредоточиться на «здесь и сейчас». От чего мне так страшно?

Я подобрала черный блестящий камушек, валяющийся у основания могильной плиты и крутила его в ладони, пока тот не согрелся. Тогда я положила его на землю рядом с моей ногой, чтобы отметить Один Пункт из моего Списка Страхов: Даже, если Винсент будет в состоянии противостоять принуждению отдать свою жизнь, это будет означать десятилетия эмоциональной и физической боли для него.

Было жестоко и эгоистично с моей стороны ожидать от него, чтобы он всё вынес это, из-за моей собственной слабости.

Я подобрал еще один камень, и положила его рядом с первым. Если же Винсент не выдержит, то мне предстоит иметь дело с его растерзанным телом, каждый раз, когда он будет кого-нибудь спасать.

Я почувствовала, как мой лоб морщится и положила черный блестящий камушек номер три, к паре уже имеющихся, на землю: Если, даже после этого, я смогу остаться с ним и научился жить с такой душевной и психологической травмой, его смерти, он будет тем, кому придется наблюдать за моим старением. И, в конце концов, увидеть мою смерть.