Показания Шерон Стоун
Шрифт:
Вот собственно и все.
Быстро, очень быстро Чепель после этого попал в ослепительно белое помещение. Он лежал на полу. Знакомая полурасстегнутая белая рубаха, галстук ослаблен…
Его стеклянные, остановившиеся глаза смотрели на Марину. Лицо Чепеля было разворочено, кровь да мясо.
Марина сидела рядом, она была в черной глухой одежде, чисто смиренная монашка.
– Я исполнил твою мечту, Марина! – сказал Чепель.
Марина с легкой насмешкой молвила:
– Спасибо, Чепель, ты отличник!
– Теперь ты придешь ко мне?
– Спасибо, ты был хороший мальчик. Я вижу твой мертвый кадык. Он такой же смешной, как и уши…
– И это все?
– А что еще? Больше смотреть не на что. Твое лицо обезображено, на него страшно взглянуть, Виктор. Две пули попали в лицо, сильно его разворотили.
Чепель после паузы сказал:
– Я познал тебя там…
Трегубова тихо засмеялась:
– Это звучит красиво, мой маленький сексуальный зверек. Там у меня, как у всех.
– Нет, лучше, чем у всех!
– Это тебе лишь показалось.
Впрочем, показалось не только это. Все остальное тоже лишь минутное наваждение…
Ава Хитли, слушая рассказ Марины о последних минутах Чепеля сквозь навернувшиеся слезы, протирает глаза и все приобретает реальные очертания.
Нет никакого Чепеля уже давно. Да и одежда Марины…
Никакая она не монашка, это просто казенная роба отбывающей наказание гражданки Трегубовой на строгом режиме. И интерьер казенный – комната свиданий в женской ИТК под Соликамском, куда добралась пронырливая Ава Хитли уже месяц спустя после вступления в силу приговора.
Ава закуривает, бессменный оператор снимает теперь не только Марину, но и ее, курящую.
– Я польщена, но у меня там, как у всех… – повторяет Марина. – И тогда Виктор снова спросил: когда я тебя увижу, Марина?
– Что ответила ты? – спросила Ава, утирая глаза.
Трегубова тоже смахнула слезу:
– Я ответила: а может быть это была любовь, Чепель?
– Так это была любовь, Марина?
…Свежий холмик нарастает и нарастает.
– Сгорел на работе Витюшка наш, вот как есть сгорел… – говорит мать Вики.
Холмик растет и растет…
А я, в золотисто-лазурной гондоле ближе и ближе подплываю к кладбищу, выруливаю в деревьях и вот моя лодочка висит над могилой Чепеля.
– Помощник мастера реинкарнации прибыл, – шутливо говорю я.
Я с большим сочувствием острожно трогаю плечо Чепеля магическим веслом и Чепель легко воспаряет из могилы и садится кротко в нашей лодочке; в том месте, куда указал я.
– Я спросил у нее: когда мы увидимся? – продолжает свой рассказ Чепель. – Она ничего не ответила.
– Похоже это уже не имело никакого значения, – успокоил его я. – Нас любят не такими, какие мы есть, а такими, какими мы не хотим быть. И ты это доказал, Чепель.
– За
Я тронул лодку и мы поплыли… До девяти дней мы должны были с Чепелем завершить все его земные дела.
Мы плыли с Чепелем два дня и две ночи, а к вечеру третьего дня увидели окно Вики. Мы остановились у окна, мы покачивались в нашей лодочке и смотрели как Вика листает альбом с фотографиями: вот они с Чепелем на лыжной базе, вот на катамаране и т. п.
– Жалею ли я о том, что она убила меня… – произнес Чепель, усмехнувшись. – Своего маленького сексуального зверька… Да, я хотел быть этим зверьком… с оттопыренными ушами, хотя уши у меня все-таки нормальные, это и Вика скажет.
Вика внимательно разглядывает фото, на котором крупно лицо Чепеля.
– У него совсем не оттопыренные уши. – подтверждает Вика. – Совсем.
И мы трогаем нашу лодочку и уплываем дальше, покачиваясь в лазури…
По пути мы замечаем дом Темика. Я трогаю дом магическим веслом и он становится лазурный, легко воспаряет к небу и растворяется в его кучевых долинах, как будто его и не было.
– А где же хозяин? – спрашивает удивленный Чепель.
– Его уже нет, – отвечаю я. – Чудеса реинкарнации.
В самом деле, тем вечером Темик пребывает в лесной глубинкой под Брянском. Такова воля Зубка – не любит Петр Иванович оставлять следов, так и объяснил он проверенным ребятам: Илье и Руслану.
Собственно в эту минуту Темик отдыхает в багажнике. Багажник открыт. Рядом топчутся двое крепких парней.
Первый довольно сиротливо оглядывается:
– Шумел сурово брянский лес… Сколько тут товарищей зарыто было в войну, а, Рустик?
Рустик все нервничает и нервничает:
– Илюх, вот не нравится мне, что ты всю дорогу не в кассу начинаешь трындеть. Давай потом – сядем, выпьем по-человечески. Бери лопату!
Роют. Вскоре яма готова.
– Не мелко? – спрашивает Илья.
Рустик по-прежнему дергается:
– Может и мелко… Это я на тот случай, как бы обратно не пришлось выкапывать… Притащат сюда как-нибудь тебя и меня для реконструкции событий.
– И что – рыть заставят? У них людей, что ли, нет?
– Что ли есть. Но заставят.
– Ты брось. Его к тому времени Михайло Иваныч съест. Разроет и съест.
– Одна надежда на Михайло Иваныча.
Вытаскивают большой завязанный мешок, хруст, – мешок слегка надорвался, зацепившись обо что-то в багажнике. Вываливают мешок в яму. В дыру просунулась развороченная до неузнаваемости выстрелами голова Темика.
Илья кивает на голову:
– Рустик, слышь… Темик в последний раз решил воздуху глотнуть.
– Да пусть глотнет.
Вглядывается:
– Ну и красавец, бля… В натуре, Анджелина Джоли…