Покер с Аятоллой. Записки консула в Иране

Утургаури Реваз

реальную цену их клятвам о верности, поэтому, давая власть, отбирал сыновей, и если кто-то вел

себя плохо, то получал посылку, где в тряпочке голова. Так на завоеванных землях насаждался

средневековый порядок.

Важную роль Аббас отводил торговле. Транзитные караваны в Европу из Индии и Китая давали

казне колоссальный доход. Шах строил дороги, следил за их содержанием, обеспечивал

безопасность пути. Он и сам был крупным торговцем: отправлял на Запад шелк, бархат, парчу и

ковры.

Аббас и здесь привлекал к себе лучших: бухарских, армянских, еврейских купцов, а еще

мореходов — голландцев и англичан. С их помощью он пытался изменить Великий шелковый путь, направить его океаном, в обход Османской империи — своего основного врага. Купцы получали от

шаха защиту, привилегии, льготы, верой и правдой служили ему.

В стране процветали наука, искусство, ремесла. Поражали своим совершенством живопись, ткани, ковры, керамика, ювелирные украшения, боевое оружие, книжное дело: миниатюра и

каллиграфия. Особое место занимала архитектура. Шах практически заново выстроил город. Его

украсили величественные дворцы, площади, парки, широкие длинные улицы с проезжей частью и

тротуарами, сады, каналы с чистой водой и фонтаны. Через реку Заянде- руд перекинули

каменные мосты. Были построены базары, заводы-цеха, в том числе пушечный и ружейный,

шестьсот караван-сараев, триста бань.

Но главным архитектурным наследием шаха Аббаса, прославившим его на века, стали мечети

Шейх Лотфолла и Шах. Обе относятся к числу всемирных исламских святынь. В едином ансамбле с

дворцовым комплексом Али-Гапу они в буквальном смысле — творение гения.

За годы правления шаха в культуре сложился неповторимый «персидский стиль». Он отличался

целостностью, изысканным вкусом, тонким чувством природы, независимостью от религиозных

догм. Распространившись по свету на колоссальном пространстве — от Индии до мавританской

Кордовы, «персидский стиль» оказал проникновенное творческое влияние на мировую культуру в

целом. Давно уже нет шаха Аббаса, а влияние стиля осталось.

Аббаса по праву считают Великим, при нем страна расцвела, а Исфаган с населением в

полмиллиона стал крупнейшей столицей Востока.

Эпоха была ослепительно яркой, а импульс развития настолько силен, что до сих пор энергетика

тех времен наполняет ауру города.

«Эсфахан — несфе джахан!»{[11]} — говорят иранцы. И это на самом деле так.

КРАТКАЯ ИСТОРИЯ ОТНОШЕНИЙ

Начало наших дипломатических отношений с Ираном14 относится к той же поре. Шах отчаянно

рубился с османами. Война забирала огромные силы. Он нуждался в поддержке, искал ее в

Лондоне, Риме, Париже, Вальядолиде. Несколько раз направлял посольства в Москву, чтоб

наладить союз против турок. Но что-то у шаха в Москве не

срослось, хотя турок цари не любили.

Возможно, не было средств, а может, просто из вредности, но помощи персам не дали. К тому же

мы сами продвигались на юг, приближаясь к владениям шаха.

Тем не менее в 1588 г. первый русский посол князь Васильчиков был принят Аббасом с великими

почестями. В нарушение местного протокола послу разрешили не целовать шаху ноги, на пиру

усадили выше других, обещали верную дружбу и в доказательство уступили русскому государю

города Баку и Дербент, принадлежавшие, правда, в это время османам.

В период правления шаха Аббаса, совпадавший с годами царствования Федора, Бориса и

Михаила, отношения складывались следующим образом: персы разными хитростями старались

направить нас против турок и отвести от своих территорий. Мы же без хитростей примеривались к

их владениям, сожалея, что пока не хватает сил. Свои амбиции и высокомерие не скрывали.

По этим причинам отношения ухудшались. В 1618 г. дьяку Тюхину, толмачу при посольстве князя

Барятинского, довелось переводить такие слова: «...досада мне на государя вашего, — говорил

Аббас, — за то: когда мои послы были у него, то их в Москве и в городах Казани и Астрахани

запирали по дворам как скотину, с дворов не выпускали ни одного человека, купить ничего не

давали, у ворот стояли стрельцы. И я над вами такую же крепость велю учинить, вас засажу так, что и птице через вас не дам пролететь, не только птицы, но и пера птичьего не увидите».

Шах не был слабее русского государя и допустить оскорблений в свой адрес не мог. Тем более что

незадолго до этого царь Михаил обратился к Аббасу с просьбой ссудить его деньгами на войну с

поляками, и шах отвалил ему 7000 рублей серебром, а Барятинский приехал просить еще денег. То

есть никаких объективных причин для унижения шахских послов быть не могло{[12]}.

Со временем стороны примирились, но мы все равно продолжали срываться на неприличный в

дипломатии тон. Характерен пример Тюфякина и Феофилатьева, последних русских послов при

дворе шаха Аббаса. Они отказались представиться шаху вместе с другими послами, заявив, что

сделают это только отдельно; вместо присланных русским царем в подарок кречетов поднесли

Аббасу хвосты и перья издохших в дороге птиц; когда шах звал их на площадь смотреть «конское

ученье», не послушались и не пошли; отказались носить платье, которое он подарил. В результате

Аббас так рассерчал, что выгнал обоих к чертовой матери, отписав царю Михаилу надлежащую

грамоту. Но даже такой серьезный демарш не повлиял на их поведение: по дороге домой в городе