Покинутый
Шрифт:
Но только в виде дополнения к моей главной задаче, которая, однако… Что ж, придется признаться, что для меня задача изменилась за время моего путешествия. Я ступил на борт корабля, придерживаясь вполне определенных убеждений, а сошел на берег, уже пережив и сомнение в них, а потом и колебания, и в конце концов осознал, что мои убеждения изменились, и все благодаря этой книге.
Книге, которую дал мне Реджинальд. В пути я долго и тщательно изучал ее; я вынужден был перечитать ее не менее двух десятков раз, и все-таки я не вполне уверен, что осмыслил ее до конца.
Тем не менее, кое-что
Казалось, что эта книга написана — точнее сказать, написана, проиллюстрирована, оформлена, нацарапана — человеком или даже не одним: умалишенными, которые заполняли страницу за страницей, чтобы читателю достались дикие, нелепые утверждения, годные лишь на то, чтобы посмеяться над ними и забыть.
Но каким-то образом, чем больше я читал, тем ближе я подходил к истине. Многие годы Реджинальд твердил мне (раньше я сказал бы: «нудил мне») свою теорию о расе существ, бывшей до нас. Он уверял, что мы появились на свет благодаря их усилиям и, следовательно, были подчинены им; что наши предки бились с ними за свою свободу в долгой кровопролитной войне.
Все, что за время путешествия почерпнул я из этой книги, произвело на меня сильнейшее впечатление. И вот тогда я понял, почему Реджинальд так одержим предтечами [10] . Помните, я насмехался над ним? Но читая книгу, я вовсе не чувствовал никакого желания смеяться, а чувствовал лишь удивление, какую-то легкость внутри себя, и временами у меня почти кружилась голова от волнения и того ощущения, которое можно бы описать как «ничтожность» применительно к моему месту в мире. Как будто я заглянул в замочную скважину, рассчитывая увидеть с той стороны еще одну комнату, а увидел целый новый мир.
10
От начала главы до сноски фрагмент перевел Pawel. Дальнейший перевод — Астроном.
Но что же случилось с Теми, Кто Пришел Раньше? Что оставили они после себя?
Этого я не знал. Это и была та самая тайна, что на протяжении столетий озадачивала мой Орден, загадка, которую меня попросили разгадать, и которая привела меня сюда, в Бостон.
— Мастер Кенуэй! Мастер Кенуэй!
Это выкрикнул молодой джентльмен, возникший в толпе. Я подошел к нему и осторожно спросил:
— Да? Чем могу служить?
Он протянул мне руку.
— Чарльз Ли, сэр. Рад с вами познакомиться. Меня попросили показать вам город.
Помочь устроиться на новом месте.
Я слышал о Чарльзе. Он не состоял в Ордене, но очень хотел присоединиться к нам и, по словам Реджинальда, не прочь был снискать мое расположение в надежде на мое покровительство. Присутствие Чарльза напомнило: теперь я великий магистр Колониального
У Чарльза были длинные темные волосы, густые бакенбарды и видный, ястребиный нос, и хотя Чарльз мне сразу понравился, я заметил, что со мной он говорил, улыбаясь, а на всех остальных в гавани посматривал свысока.
Он позаботился о моем багаже, и мы двинулись через толпу, наводнявшую длинную пристань, мимо утомленных пассажиров и членов экипажа, все еще привыкавших к суше; через грузчиков, торговцев и красных мундиров, пронырливых ребятишек и собак, вертевшихся под ногами. Я вежливо приподнял шляпу перед парочкой хихикающих женщин и обратился к нему:
— Вам здесь нравится, Чарльз?
— Полагаю, в Бостоне есть свое очарование, — ответил он через плечо. — По сравнению с другими поселениями. Да, в здешних городах нет ни лондонской изысканности, ни блеска, но народ серьезный и трудолюбивый. У них своеобразная страсть к первопроходству, и кажется, она неодолимая.
Я посмотрел вокруг.
— Ну, это не так уж страшно — исследовать место, которое, фактически поставило их на ноги.
— Только боюсь, что ноги купаются в крови других людей.
— А, эта история стара, как мир, и одна из таких, что не меняются. Мы создания жестокие и безрассудные, поставленные на путь завоеваний. Саксы и франки. Османы и сефевиды. Я могу перечислять часами. Вся история человечества не что иное, как череда завоеваний.
— Я молюсь, чтобы однажды мы оказались выше этого, — искренне ответил Чарльз.
— Пока вы молитесь, я буду действовать. Посмотрим, кто первым достигнет цели, а?
— Красивые слова, — сказал он с долей зависти в голосе.
— Ну, да. И опасные. Слова имеют силу. Их не произносят зря.
Мы погрузились в молчание.
— Вы ведь подчиняетесь Эдварду Брэддоку, не так ли? — спросил я, когда мы проходили мимо телеги, груженной фруктами.
— Ну, да, но я полагал, что мог бы… ну… Я думал…
Я поспешно шагнул в сторону, чтобы не толкнуть маленькую девочку с косичками.
— Не стесняйтесь, — сказал я.
— Я прошу прощения, сэр. Я думал… Я надеялся, что мог бы учиться у вас. Я хотел бы вступить в Орден и не представляю себе наставника лучше, чем вы.
Я выслушал это не без удовольствия.
— Благодарю на добром слове, но думаю, что вы переоцениваете меня.
— Вовсе нет, сэр.
Неподалеку краснолицый газетчик в кепке выкрикивал новости о сражении у Форта Несессити.
— Французы объявили о победе после отступления Вашингтона, — кричал он. — В ответ герцог Нью-Касл обещает увеличить войска для противостояния внешней угрозе!
Внешней угрозе, думал я. То есть, другими словами, французам. Это столкновение называли Франко-Индейской войной, и по слухам, оно все разрасталось. Не было ни одного англичанина, не испытывавшего ненависти к французам, но я знал одного англичанина, который ненавидел французов исступленной ненавистью, и звали его Эдвард Брэддок. Вот где он должен быть, чтобы не мешать моему делу — по крайней мере, я на это надеялся.
Я отмахнулся от газетчика, который попытался вытребовать у меня шесть пенсов за листок. У меня не было никакого желания читать еще и о других французских победах.