Покинутый
Шрифт:
— Это неожиданно, — похоже, у меня дрогнул голос.
Ну почему? Почему именно я должен решать, кому жить и кому умереть?
Чарльз развел руками.
— Самые лучшие планы чаще всего неожиданные.
— Конечно, — согласился я. — Конечно.
— Так как?
Я медлил. Попросту говоря, я должен утвердить казнь собственного ребенка. Какое чудовище способно на это?
— Выполняйте, — сказал я.
— Хорошо, — ответил он и облегченно вздохнул. — Тогда нам лучше не терять ни минуты. Сегодня же к вечеру весь Нью-Йорк будет оповещен, что завтра изменник революции встретит свою смерть.
Мне слишком поздно
Глава 40
28 июня 1776 года
Нынче утром я проснулся на съемной квартире словно от резкого толчка. Сел в постели и оглядел чужую комнату. За окном беспокойно шумел Нью-Йорк. Почудилось мне, или так оно и было: воздух в комнате пружинил и вибрировал от возгласов, поднимавшихся к моему окну. И если так и было, то не имело ли это отношения к предстоящей в городе казни? Сегодня должны повесить… Коннора, так его зовут. Так его назвала Дзио. Я представил, как бы всё было, если бы мы привели его в этот мир вместе.
Звали бы его тогда Коннором? Выбрал бы он тогда путь ассассина?
И если ответить на этот вопрос отрицательно: «нет, не выбрал бы, потому что отец его тамплиер», то что же тогда следует сказать обо мне, кроме как: мразь, нелепость, межеумок [22] ? Человек с расщепленной верой. Но это человек, который решил, что не даст своему сыну умереть. Не сегодня.
Я облачился не в обычный свой наряд, а в темный балахон с капюшоном, потом поспешил в конюшню, оседлал лошадь и пустился прямиком к площади, на которой была назначена казнь — по грязным, битком забитым улицам, сметая горожан, не успевавших отпрыгивать с моего пути и грозивших мне вслед кулаками или оторопело глядевших на меня из-под шляп. И в конце концов толпа стала непреодолимой — толпа зевак, пришедших поглазеть на казнь.
22
Межеумок — ни то, ни сё, человек, который не может быть отнесен к определенному сорту, разряду.
И когда я подъехал, я подумал — что же я делаю, и понял, что не знаю. У меня просто было чувство, будто я спал и внезапно проснулся.
Там, на эшафоте, виселица дожидалась очередной жертвы, а внушительных размеров толпа предвкушала главное блюдо. Вокруг площади стояли лошади и экипажи, на которые, для лучшего обзора, взбирались целые семейства: трусоватые мужчины, низкорослые женщины с тощими, озабоченными лицами и неряшливые дети. Одни зеваки расположились на площади, другие отирались неподалеку: женщины сплетничали, собравшись в кружок, мужчины потягивали пиво или вино из кожаных фляжек. Всем хотелось увидеть, как повесят моего сына.
С одной стороны подъехал фургон, окруженный охраной, и внутри я заметил Коннора, а потом оттуда выскочил ухмылявшийся Томас Хики, выдернул Коннора и с издевкой произнес:
— А ты думал, что я пропущу твои проводы? Я слышал, Вашингтон тоже будет там.
Как бы чего не случилось…
Коннор, со связанными за спиной руками, бросил на Томаса взгляд, полный ненависти, и я снова поразился, как много в его чертах было от матери. Но вместе с непокорностью и отвагой сегодня в них был еще и… страх.
— Ты же сказал, что будет суд, — резко ответил Коннор, и Томас
— Предателям суд не положен. Ли и Хэйтем всё устроили. Так что тебе прямо на виселицу.
Я похолодел. Коннор пойдет на смерть, думая, что это я подписал ему смертный приговор.
— Сегодня я не умру, — гордо сказал Коннор. — Чего не скажешь о тебе.
Но говорил он уже через плечо, потому что охранники погнали его к эшафоту.
Шум покатился нарастающей волной, когда Коннора повели через толпу, которая пыталась схватить его и сбить с ног. Какой-то человек с ненавистью в глазах собирался нанести удар, но он был неподалеку от меня, и я перехватил его руку, больно заломил ее за спину и швырнул его на землю. Он глянул на меня в бешенстве, но мой взгляд из-под капюшона был еще свирепее, и человек осекся, поднялся с земли, и в следующий миг был смят и оттеснен бушующей, неуправляемой толпой.
А Коннора уже протащили дальше сквозь череду мстительных тычков, и я был слишком далеко, чтобы остановить еще одного человека, который вдруг кинулся вперед и схватил Коннора — но достаточно близко, чтобы рассмотреть его лицо; и чтобы прочесть у него по губам:
— Ты не один. Только дай знать, когда понадобится…
Это был Ахиллес, знаменитый ассассин.
Он был здесь, чтобы спасти Коннора, но Коннор ответил:
— Забудьте обо мне. Надо остановить Хики. Он…
Его оттеснили, и я договорил мысленно: «…попытается убить Вашингтона».
Легок на помине. Прибыл главнокомандующий с небольшой охраной. Пока Коннора втаскивали на эшафот и палач накидывал ему на шею веревку, внимание толпы отвлеклось на другой конец площади, где Вашингтона проводили на возвышение, пространство возле которого было немедленно расчищено расторопной охраной. Чарльз, как генерал-майор, находился рядом с ним, и я невольно сравнил их друг с другом: Чарльза, превосходившего Вашингтона ростом и несколько надменного, и Вашингтона — непринужденного и обаятельного. И я понял, почему Континентальный конгресс предпочел Вашингтона: Чарльз выглядел явным британцем.
— Братья, сестры, сограждане, — начал Чарльз, и нетерпеливая тишина повисла над толпой. — Несколько дней назад мы раскрыли заговор столь мерзкий и столь подлый, что даже и сейчас тошно о нем говорить. Человек, стоящий перед вами, собирался убить нашего любимого генерала.
Толпа ахнула.
— Это правда, — вещал Чарльз, все больше воодушевляясь. — Никто не знает, что за помрачение или безумие им двигало. И сам он не дает никаких оправданий. Не проявляет раскаяния. И сколько мы ни просили и ни умоляли его рассказать, что ему известно, он упрямо хранит молчание.
Палач шагнул вперед и напялил на голову Коннора холщовый мешок.
— Раз он ничего не объясняет — не признаёт и не искупает вину — что еще нам остается? Он хотел предать нас в руки врагов. И мы вынуждены избавить этот мир от него. Да помилует господь его душу.
Он договорил, и я глянул по сторонам, пытаясь найти людей Ахиллеса. Если это спасательная операция, то уже самое время, разве нет? Где же они? Какого черта они задумали?
Лучник. Они должны были использовать лучника. Это не давало гарантий: стрела может не разорвать веревку, в лучшем случае спасатели могли надеяться, что разорвется часть волокон, а остальное довершит Коннор своим весом. Но зато это проще. Это можно проделать из… Издалека. Я оглянулся, проверяя здания позади. Конечно, именно там, где его поставил бы и я, стоял лучник — в створках высокого окна. Я видел, как он натянул тетиву и прищурился, направляя стрелу. И как только распахнулся люк и тело Коннора повисло, он выстрелил.