Покинутый
Шрифт:
— Он вчера уехал на Мартинику. На торговом шлюпе под названием «Приветствие». Загруженном половиной того, что он украл у патриотов. Это все, что я знаю. Клянусь. Я вогнал ему клинок в хребет, и он в полном изумлении уставился на окровавленное стальное жало, торчащее у него из груди.
— Ты же обещал… — сказал он.
— И он сдержал слово, — хмуро ответил я и посмотрел на Коннора, почти вызывая его на возражение.
— Идем, — добавил я, и тут трое стрелков выбежали на балкон у нас над головой, грохоча сапогами по деревянному настилу. Они прицелились и выстрелили. Но не в нас, а в бочки неподалеку, в которых,
Я только успел повалить Коннора за бочонки с пивом, как рванула первая пороховая бочка, а следом и остальные — они рвались с таким оглушительным громом, что казалось, воздух исчез и время остановилось; с таким грохотом, что когда я открыл глаза и отнял от ушей руки, я почти удивился, что вокруг нас по-прежнему возвышается склад. Все, кто были внутри, или кинулись на пол или были сброшены туда взрывом. Но охранники пришли в себя, дотянулись до мушкетов, и все еще оглушенные, орали друг на друга и пытались сквозь пыль прицелиться в нас. Языки пламени взметнулись над бочками; ящики вспыхнули. Неподалеку один из охранников бегал кругами — одежда и волосы у него пылали, он дико орал, потому что лицо у него просто растаяло, съеденное огнем, а потом он опустился на колени и умер, повалившись ничком на каменный пол.
Ненасытный огонь забрался внутрь ящиков, и обрел новую силу. Адское пламя билось вокруг нас. Возле нас вжикали пули; по пути к лестнице, ведущей на леса, мы уложили двух фехтовальщиков, потом пробились через отряд из четырех стрелков. Огонь ширился быстро — теперь уже и охрана кинулась удирать — и мы взбежали повыше, потом стали карабкаться и наконец взобрались под самую крышу пивоварни.
Мы оторвались от противников, но не от огня. Через окно мы увидели внизу воду, и мой взгляд заметался в поисках выхода. Коннор сгреб меня в охапку, сунул в окно, и вместе с осколками выбитого стекла мы оба упали в воду, прежде чем я успел хотя бы возразить.
Глава 43
7 марта 1778 года
Я ни за что не хотел упускать Бенджамина. Вынужден был почти месяц терпеть жизнь на «Аквиле», втянул Роберта Фолкнера — друга Коннора и капитана корабля — и прочих в погоню за шхуной Бенджамина, которая все так же оставалась вне нашей досягаемости, не подпускала нас на пушечный выстрел, и можно было лишь иногда мельком углядеть на палубе самого Бенджамина, его ядовитую физиономию… Я не собирался его упускать. Тем более теперь, когда недалеко от Мексиканского залива «Аквила» наконец-то подошел к этой шхуне борт в борт.
Поэтому я выхватил у Коннора штурвал, с усилием переложил его направо и полным ходом повел накренившийся корабль прямо на шхуну. Этого никто не предполагал. Ни экипаж шхуны. Ни матросы на «Аквиле», ни Коннор, ни Роберт — только я; но и я осознал свое действие лишь потом, когда все, кто был на борту и ни за что не держался, полетели на палубу, и нос «Аквилы» врезался шхуне в левый борт, разнеся его верхнюю часть в щепки.
Наверное, с моей стороны это было безрассудство. Наверное, надо бы извиниться перед Коннором — и конечно, перед капитаном Фолкнером — за ущерб, причиненный их кораблю.
Но я не должен
На какой-то миг повисла мертвая тишина, только слышалось, как океанская волна шлепает в борт корабельными обломками да тяжко вздыхает натруженный, утомленный шпангоут. Над головой трепыхались от легкого ветра паруса, но сами корабли были неподвижны, словно обессилели от удара.
И так же внезапно обе команды, пришедшие в себя, взорвались криками. Я опередил Коннора, бросился на нос «Аквилы» и перемахнул на палубу шхуны Бенджамина, а там ударом опорного крюка убил первого же матроса, поднявшего на меня оружие, добил его клинком и столкнул корчившееся тело за борт.
Какой-то матрос попытался удрать в люк, я догнал его, выдернул наружу и всадил ему в грудь клинок. Бросив прощальный взгляд на совершенные мной опустошения, на наши сцепившиеся корабли, медленно дрейфовавшие в океан, я спустился в люк и захлопнул за собой крышку.
Сверху неслось громыхание ног по палубе, приглушенные крики, выстрелы и деревянный стук падавших тел. А внизу была неожиданная, влажная, почти жуткая тишина. Слышалось плескание воды и шлепанье капель, и я понял, что шхуна дала течь. Я дернул деревянную распорку, она вдруг накренилась, и вода хлынула сплошным потоком.
Сколько еще шхуна продержится на плаву? Я прикинул.
В общем, я узнал то, что скоро узнает и Коннор: что никаких припасов, за которыми мы уже столько времени гоняемся, нет и в помине — во всяком случае, на этом корабле.
Я осмысливал это и вдруг услышал шум и, обернувшись, увидел Бенджамина Черча — с пистолетом, который он наставил на меня двумя руками.
— Привет, Хэйтем, — прохрипел он и нажал курок.
Он был неглуп. Я знал это. Потому-то он и выстрелил сразу, чтобы уложить меня наверняка, пользуясь внезапностью нападения; и даже целился он не строго по центру, а чуть-чуть вправо, потому что я правша и, естественно, уклоняться буду в правую сторону.
Но и я тоже все понял, потому что учил его именно я. И его выстрел пришелся в корабельный корпус, потому что я уклонился, но не вправо, а влево, сделал перекат и встал на ноги и набросился на него, а он даже не успел выхватить шпагу. Я вырвал у него пистолет вместе с клочком рубашки и швырнул в сторону.
— У нас была мечта, Бенджамин, — прорычал я ему в лицо. — Мечта, которую ты попытался погубить. И вот за это, мой дорогой бывший друг, ты заплатишь сполна.
Я бил его. Коленом в пах — и он согнулся в три погибели, задыхаясь от боли; кулаком в живот и в челюсть — и два его окровавленных зуба запрыгали по полу.
Я дал ему упасть, и он упал туда, где уже было изрядно сыро, и лицо его покрылось брызгами от прибывавшей забортной воды. Корабль кренился, но мне теперь было все равно. Бенджамин попытался подняться на четвереньки, но я повалил его ударом сапога и пинал до тех пор, пока он не начал задыхаться.
Я схватил конец троса, поднял Бенджмаина на ноги и быстро примотал к бочке.
Голова у него поникла, на деревянный настил медленно, тягучими нитями, спускались кровь, слюни и сопли. Я встал рядом, взял его за волосы и заглянул ему в глаза, а потом врезал ему кулаком по морде и услышал, как хрястнула у него переносица, и я отступил назад, отряхивая кровь с пальцев.