Поклон старикам

Цырендоржиев Сергей

— Данзана вашего знаю, — сказал Гоша. — Близкий родственник моей Бурзэмы. Она его хвалит…

– Откуда Бурзэме его знать? Бестолковый малый… Чертяка этакий… — жаловался Бизья слабым голосом. — Слыш, зятёк, что я тебе скажу — надо всегда думать о завтрашнем дне… Если съесть сегодня всё, вместо того чтобы оставить на черный день…

В это время резко затрещал дверной звонок.

— Здравствуйте, приветствую вас всех! — послышался вслед за этим звучный голос председателя Банзаракцаева.

Старик мгновенно

спрятался с головой под одеяло.

— Ну, как тут наш дядюшка? Надеюсь, жив-здоров? Или угощение было слишком обильным? — весело продолжал председатель. — Заботам нет конца, приходится выпрашивать, умолять, поэтому набегался сегодня до того, что еле на ногах стою.

«Неужели уже так поздно?» — подумал старик Бизья.

— Проходите, Андрей Дармаевич, — раздался гостеприимный голос Бурзэмы, — Отец еще отдыхает.

— Ну?! — Банзаракцаев был явно удивлен. — Ци-ви-ли-за-ция! Не успел дядюшка приехать в город… ха-ха… как тут же превратился в большого засоню.

«Какой позор! Стыд какой, ей-богу. Узнает председатель, что болею с похмелья, он не знаю что со мной сделает, вконец засмеет», — мелькнула мысль, на душу как бы лег тяжеленный камень, и от отчаяния и горя старику вдруг захотелось изо всех сил удариться головой о стену.

— Гоша, зятюшка, ты уж найди какой-нибудь способ выпроводить председателя, — умоляюще зашептал старик.

Гоша, смеясь, склонился над ним:

— Не тревожьтесь, ничего страшного. Такая болезнь, как у вас, легко вылечивается.

— Ты пойми, зятюшка, это ужасно языкастый человек, любого может убить насмешкой, — старик со значением поднял палец. — И Ендону Тыхееву непременно все расскажет…

Старик не успел спрятаться, как в комнате появился председатель, проницательно и остро блестя своими круглыми, навыкате глазами.

— Ну, дядюшка, каково гостеприимство зятя?

Старик молчал, прикрыв глаза. Между тем Банзаракцаев и Алдаров обменялись рукопожатием.

— Так, угощение оказалось, кажется, чрезмерным? — весело проговорил председатель.

Почти переставший что-либо соображать, старик Бизья слабо отмахнулся.

— Ничего… — тяжело дыша, прошептал он.

Банзаракцаев ушел в соседнюю комнату, и старик, воспользовавшись этим, проворно встал и поспешил в ванную комнату. Сунул голову под холодную струю и одновременно с этим резким движением, оторвав потайной карман, судорожно смял бывшие там сто двадцать пять рублей, положил их в брючный карман. «Ей-богу, из-за собственной глупости натерпелся столько позора… так и сжег бы эти проклятые деньги, втоптал бы их в землю», — страдальчески прошептал он и закашлялся.

В это время Бурзэма и Гоша накрывали на стол. Едва старик занял свое место за столом, Туяна и Вова мигом вскарабкались ему на колени, смеясь и щебеча. Старик умилялся, гладил их головки, целовал. Сейчас ему ничего не было нужно, кроме

этих славных крошечных существ. Все счастье его жизни заключалось во внучатах.

Невзначай подняв голову, Бизья вдруг увидел напротив себя висящий на стене портрет Дугармы. Покойная жена смотрела на него ласковым, жалостливым взглядом и как бы говорила: «Бедный ты мой Бизья, к дочери приехал? Здесь-то мы и должны были встретиться с тобой». Старик вздрогнул, закрыл глаза, отвернулся, однако какой-то комок образовался вдруг в горле и перекрыл дыхание.

Банзаракцаев встал и, спросив разрешения у хозяев, обратился с традиционным благопожеланием:

— Родиться и жить на белом свете — первое счастье человека. Породить детей и тем продолжить свой род — второе счастье человека. Видеть добрые дела рук своих, пользоваться почетом и уважением людей — еще большее счастье. Итак, дядюшка Бизья, ничем из того, о чем я сказал, судьба вас не обделила. Правильно я говорю?

Старик торопливо кивнул, бросив в то же время в сторону дочери взгляд, полный мольбы и раскаяния. Остроглазый Банзаракцаев тотчас это подметил.

— Ну, за ваше благополучие и счастливую жизнь! — и председатель выпил свою рюмку.

Старик Бизья, собрав все силы и превозмогая себя, с большим отвращением последовал его примеру. Огненная жидкость обожгла горло, и перед помутившимся его взором покойная Дугарма предстала вдруг с особой отчетливостью. Она тихонько кивала головой и говорила: «Бизья, нам было суждено встретиться именно здесь, у нашего зятя. Очень уж ты бестолковый человек. Почему ты в свое время не жалел нас с Бурзэмой? Бизья, кому ты сейчас нужен? Невыносимо жалко мне тебя». Старик тяжело вздохнул, прижал к себе внука.

— О-хо-хо… ей-богу… страшно подумать, как рано покинула меня моя Дугарма… — жалобно вырвалось у него.

Бурзэма, мгновенно изменившись в лице, проговорила неприветливо и сурово:

— Хватит, отец. Мы ведь не на мамины поминки собрались сюда. — И она прикусила задрожавшие губы.

— Действительно, — поддержал Гоша. — Конечно, если б была жива мать!

— Правильно, правильно! Но так устроен этот мир, что кто-то из супругов уходит первым. И поскольку вдвоем рядом в гроб не положишь… — Банзаракцаев не договорил, оборвал себя, сделав вид, что поперхнулся.

— Доченька, прости меня, — умоляюще сказал старик.

«Да, дочь все-таки держит на отца обиду. Характер у нее крепкий, отцовский, — подумал Банзаракцаев. — Сдержанная, чувств своих по пустякам не выказывает».

За столом засиделись. Однако веселья не получалось, разговор тоже не клеился.

— Я сегодня должен выехать обратно. Благодаря вам, дядюшка Бизья, мы получили новенький трактор, — сказал председатель.

— Так… только точно ли дадут? — усомнился старик.

— Разнарядка у меня в руках.