Поклонись роднику

Бородкин Юрий Серафимович

— Черт знает! Так уж быть греху. Хотел сделать лыжину Мише, да и свои-то пришлось бросить в полынье. — Василий Егорович едва снял пудовый валенок, со зла турнул его под порог.

— Тьфу! Из-за пустяка поперся в такой мороз в лес! А на Сотьму-то за каким лешим тебя понесло? Дважды два и потонул бы, и замерз. Не старый ли дурак, а? — бранилась Варвара Михайловна, доставая из комода теплое, с начесом, белье.

Василия Егоровича знобило, залез на печку, но прибежала Наташа, скомандовала:

— Папа, разве можно сразу на печку?! Слезай, ложись в постель.

Что поделаешь, медику надо подчиняться.

Выпил Василий Егорович стопку водки да крутого чаю с медом, лег в постель. Наташа стала растирать ему спину, поясницу и ноги какой-то желтоватой жидкостью. Он дивился, какие у нее мягкие, ласковые ладони и пальцы: казалось, прикосновение только рук и без всякого лекарства должно исцелять.

— Чем это ты меня натираешь?

— Настойкой одуванчика.

— Гм… Вроде пустая, сорная трава. Неужели помогает?

— Конечно! — Она накрыла Василия Егоровича одеялом. — Вот теперь согревайся.

— Спасибо, Наташенька.

Он благодарно смотрел в ясное, разрумянившееся лицо снохи, любовался ее волнистыми волосами, чистым накрахмаленным халатиком. Настоящая снегурочка. Кажется, только медицинским работником она и могла быть.

Пришел Алексей, тоже поругал Василия Егоровича:

— Папа, зачем ты наладился в лес? Да еще по реке! Не сидится тебе дома.

— И сам не знаю, как-то оплошал. Лошадь о четырех ногах — и то спотыкается.

— Выдумал лыжину мастерить Мише: поеду в город — куплю новые, теперь этого добра в спортмагазинах навалом.

— Знамо, нынче все можно купить, да ведь и свои руки для чего-то дадены, — неохотно соглашался Василий Егорович. — Жаль, лыжи я бросил там в полынье. Ты бы сходил за ними, пока не вмерзли. Только возьми длинный шест.

— Ладно, достану.

Молодые ушли. Жена продолжала бубнить за переборкой:

— Не знаю, чего вас все река-то тянет к себе? Я дак с детства боялась подходить к Сотьме. Помнишь, Колька Савосин нырнул и не вынырнул. А плотовика парня тогда на глазах у мужиков река взяла. Да что говорить, ты, чай, не молоденькой, должен соображать. Ну-ка, в такой мороз провалиться!

Василий Егорович виновато помалкивал. Сейчас, придя в себя и вспоминая происшедшее, он как бы заново почувствовал тот леденящий страх, когда рухнул в полынью. Хорошо, оказалось мелко, а если бы на глубине? Может быть, не смог бы выбраться в намокшей фуфайке и валенках. В самом деле мог пропасть ни за что ни про что. На войне уцелел, а у себя на Сотьме… Ерунда какая-то!

Василий Егорович закрыл глаза, стараясь забыться. По телу начинал разливаться истомный жар, надо было хорошенько пропотеть. «Поди ты, одуванчик — и тот лекарственный! — снова дивился он. — Смотри, как разогревает! Дай бог здоровья Наташе».

Мысли становились все рассеянней, виделись осиянные солнцем, скованные стужей лесные дали, а в ушах возникал тихий звон, похожий на тот, что издавали загадочные птахи.

2

Еще подъезжая к Белоречью, первый секретарь райкома Кондратьев обратил внимание на новый придорожный знак, на котором было крупно и четко написано белым по голубому фону «Совхоз «Белореченский», а ниже изображены силуэты комбайнов, идущих по желтой ниве. Кондратьев даже приостановил машину. И, конечно, не могла не броситься в глаза ему и корреспондентке районной газеты,

ехавшей с ним, наглядная агитация у входа в контору, выполненная почти индустриальным методом, с использованием пластмассы: буквы были безукоризненно аккуратные, как будто штампованные. По одну сторону располагались совхозные обязательства, по другую — лозунги и призывы. Здесь же была вывешена «Молния» в честь тракториста Николая Силантьева, передовика по вывозке торфа на поля. При задании 96 тонн он вывез за неделю 150 тонн.

Кондратьев уверенно вошел в кабинет директора: кряжистый, в распахнутом черном полушубке и валенках, он выглядел не по-секретарски обыденно. Здороваясь с Логиновым, показал на свою попутчицу:

— Корреспондент нашей газеты Ирина Новикова.

— Помню. Осенью была ваша статья о недостатках в работе белореченской фермы. Вообще к нам привыкли ездить за критическим материалом.

— Почему? Мы рады объективно отметить все положительное, — улыбнулась корреспондентка и встряхнула каштановыми волосами, слежавшимися под шапкой. Остроносенькая, худенькая, она казалась застенчивой, и Логинову подумалось о том, что, наверное, нелегко ей достается журналистский хлеб.

— Слушай, Алексей Васильевич, откуда у тебя взялись таланты по оформлению наглядной агитации? — спросил Кондратьев.

— Шабашники изготовили: толковые парни, с высшим образованием.

— Ясно, куют деньгу. Должно быть, много сорвали?

— Порядочно! Не одобряете мои действия?

— Как тебе сказать? С одной стороны, совхоз не настолько богат, а с другой — всякое дело надо делать добротно, в хозяйстве мелочей не бывает. Призывы, начертанные кое-как на полинялых стендах, попросту не имеют должного воздействия. Однако предприимчивы шабашники! Смотри, с какого конца зашли! И тут предлагают свои услуги! — весело закончил Кондратьев и перевел разговор на другое: — Как положение с кормами?

— Должно хватить.

— По молоку вы всю зиму идете с плюсом, так и держите, потому что зимовка трудная, во многих хозяйствах надои сократились.

— Нас выручают навесы, которые мы построили в поле и около ферм: сено под ними сохранно на сто процентов, можно сказать, нет отходов.

— Это хорошо. Каждому хозяйству пора бы иметь такие навесы. В «Ударнике» и в «Михайловском» ныне туго насчет сена. Продали бы им сколько-нибудь.

— Постараемся помочь.

— Одевайся, Алексей Васильевич, поедем на торфоболото.

— Минуточку, коротко расскажите, как организована у вас вывозка органики, с чего начинали? — вмешалась в разговор корреспондентка.

— Начинали мы с освоения Раменского торфоболота. Вот Владимир Степанович поддержал нашу инициативу, с его помощью получили мы экскаватор. Многие годы на совхозные поля вносилось мизерное количество органики, земля истощалась, урожаи скудели. Когда я пришел в совхоз, урожайность была всего шесть центнеров с гектара. Собрал я специалистов, механизаторов, разговор получился полезный: все понимали, что дальше так хозяйствовать на земле нельзя. Тогда же решили не распылять удобрения по всем полям, вносить их полной дозой на определенные площади. Результат не замедлил сказаться: с отдельных полей в прошлом году взяли по пятнадцать центнеров на гектар. Это было убедительней любой агитации…