Поклянись, что это правда

Брэнди Меган

Нам редко удается всерьез позаниматься на стадионе.

Улыбка играет на моих губах, но в этот момент живот скручивает от напряжения, и я злюсь на саму себя.

Мне так надоело грустить.

Единственный плюс в сохранении этой традиции в том, что после тренировки ребята идут в раздевалку. Раньше, в школе, они не переодевались, просто сразу шли к машине. А здесь я успеваю улизнуть. Совсем не хочется столкнуться лицом к лицу с Чейзом, неловко и смущенно прятать глаза.

После

того как мы сюда приехали, я видела Чейза только один раз, если не считать тех дней, когда мы сидели на трибуне стадиона и смотрели на ребят издалека. Это произошло во время одного из обязательных совместных воскресных ужинов – только с таким условием (совместные ужины) родители согласились поселить нас в дорогих общежитиях, по комфорту сравнимых с домом. Впрочем, у ребят своя история – спортивные команды живут тут под одной крышей.

Возвращаясь к обеду. У мальчишек тогда началась первая учебная неделя, и хоть я терпеливо выносила отстраненный взгляд Чейза, дольше десяти минут продержаться не смогла, и поэтому солгала: сказала, что у меня разболелся живот, и заперлась в своей комнате. Я думала, что Брейди выломает дверь, потому что, как только ребята вошли, он начал бросать мне многозначительные взгляды – мы их обычно так и называем «взгляды Брейди», которые обозначают «я кое-что знаю, но что, пока не скажу». Благослови его Бог.

На следующей неделе я сказала, что у меня назначен важный семинар учебной группы и я не могу его пропустить. А я к тому времени даже не успела попасть ни в одну группу, хотя постоянно ищу, куда бы толкнуться.

Мой брат до сих пор ни о чем не догадывается только потому, что я хитрю, нахожу время, чтобы встречаться с ним – за обедом, например, когда остальные на занятиях. Так же я веду себя и с Брейди. Иногда я встречаюсь с кем-нибудь из них в кафе или в коридорах во время небольших перемен, чтобы поболтать о том о сем.

Выбираю всегда кого-то одного, чтобы никто из них не догадался, что кого-то в их компании не хватает. Я не готова заявить об этом. Пока нет.

Тяжело понимать, что тому, кто тебе дорог, ты не нужна, но еще тяжелей, когда все, с кем ты связана, дружат с этим человеком.

Я иногда до сих пор тихо плачу по ночам, прежде чем уснуть. Хорошо, хоть теперь это происходит не каждую ночь. Я знаю, это не разумно – некоторые даже сказали бы мелодраматично – плакать из-за человека, который никогда моим и не был, но, как бы банально это ни звучало, у меня болит от этого сердце.

Может быть, дело в том, что романтичность момента подтолкнула меня к глупости – в ту же секунду, когда волны вымывали песок у меня из-под ног, и не только песок, а нечто большее. Все, чем, как мне казалось, я обладала в тот момент, смыл океан.

Мой второй дом отнял у меня мои надежды и мою девственность.

Когда я раньше думала о будущем, я не сомневалась, что когда-нибудь стану девушкой лучшего друга моего брата. Я столько лет подряд мечтала

об этом, что теперь и не представляю, о чем мечтать, о чем думать. Это очень больно и страшно раздражает.

Пропустить первую игру в сезоне, где мальчишки будут представлять университет?

Это невозможно.

Встречаюсь взглядом с Кэмерон.

– Я приду.

Она кивает, разглядывая свои кутикулы, потом еле слышно шепчет:

– Знаешь, я слышу иногда, как ты плачешь по ночам. – Она смотрит на меня. – Твои рыдания не такие тихие, как тебе хотелось бы.

Я глубоко вздыхаю:

– Со мной все хорошо, Кэм. Клянусь.

– Я могла бы помочь тебе, если бы ты позволила.

– Знаю. – Я отвожу взгляд. – Но я должна сама с этим справиться, иначе никак.

– Обещай, что постараешься изо всех сил…

Улыбаюсь уголком рта и протягиваю ей руку. Подруга подскакивает, чтобы обнять меня.

– Обещаю.

– Ладно. – Она прижимает меня к себе, потом отстраняется и идет к двери. – Пойду собираться. Выхожу через двадцать минут, если вдруг ты передумаешь.

Я киваю. Я благодарна Кэмерон. Она понимает, что я остаюсь вечерами в общежитии не потому, что у меня много домашки, но не спорит и не пытается меня переубедить. Она понимает, что одиночество мне необходимо.

Я не врала, когда пообещала, что буду стараться изо всех сил. Я страшно устала и была бы счастлива избавиться от пустоты, поглощающей меня, но тем не менее я не нахожу в себе сил выйти погулять с подругой.

И вот наконец наступает день первой игры чемпионата, и я вся на нервах.

Все мое тело напряжено так сильно, что болят плечи. Я готова отправиться на игру, мне хочется поскорее там оказаться.

– Ты скоро там, болельщица? – выкрикиваю я, расхаживая по коридору общежития. Глубоко вздыхаю, нервно потираю руки, потом опускаю их по бокам, и тут Кэм открывает дверь.

– Спокойно, красотка, я готова!

Она идет по коридору, и я радостно улыбаюсь, глядя на нее.

– Ты просто прелесть, Кэм!

На щеках карандашом для подводки глаз она написала номера Чейза и Брейди, а номер Мейсона нарисовала синим блестящим лаком на белой футболке. Кэм надела короткие джинсовые шорты и золотые сандалии-гладиаторы со шнуровкой до колена. Очаровательный прикид. Светлые волосы она завила крупными локонами и собрала в хвост.

– Стой, смотри! – Кэм поворачивается, и я вижу, что у нее на спине, на футболке, красуется цифра 4. – За Трея тоже нужно болеть.

Мы хохочем, подруга поворачивается к длинному зеркалу на обратной стороне двери, но я не даю ей покрасоваться, тащу за собой.

– Ты прекрасно выглядишь. Пошли уже.

Пихаю ее локтем, и мы идем к лифту.

В лифте Кэм внимательно осматривает меня.

– Надела бы тренировочную майку Мейсона или что-нибудь в этом роде.

Я хмуро гляжу на ее отражение в серебристых дверях лифта.

– На мне футболка команды «Авикс».

– Ага, а еще треники для бега и старые ботинки.