Поколение
Шрифт:
— У этих одно на уме, где больше урвать можно.
— Почему урвать? — недовольно отозвался Олег Иванович. — Люди хотят больше заработать. При социализме это не возбраняется…
Виктор недоуменно посмотрел на Лозневого: «Что это с ним?» Они прошли через шумевшую толпу к дверям больницы. В приемном покое их встретила дородная черноволосая сестра. Она сразу поднялась из-за своего столика и, подойдя к Лозневому, стала заговорщицки шептаться с ним. Виктор выжидающе смотрел. Вразвалку подходил Мишка Грач, и за ним, словно за матерью-гусыней, подтягивались Игорь, Стасик и
— Тихо. Сейчас нас пометут отсюда. — Он опасливо перевел взгляд на след, который оставили на полу щеголеватые туфли Грача. Подошел к нему и прошипел в самое ухо: — Пиж-жо-он… Ты почему сапоги не надел?
— Так в город же ехали, — с веселым удивлением ответил Грач.
— Пижон несчастный! Здесь только одна уважаемая обувь — сапоги. Уясни, если хочешь стать человеком. Тащи свой выводок к печке, обсушитесь.
— Ладно, ерунда, шеф.
Шептание Лозневого с сестрой окончилось, и сразу его обступили ребята. Он предостерегающе поднял свою широкую, как лопата, ладонь и направился к выходу.
— Все в порядке, — сказал он на улице. — Уже идет операция. Врачи отобрали десять человек из железнодорожников. Они сейчас в операционной.
— Это мы знаем, — зашумела толпа. — А с кровью?
— Кровь тоже нашлась. Наша помощь больше не нужна. Врачи передают всем спасибо и просят разойтись.
Толпа еще сильнее зашумела, задвигалась. Но никто не уходил. Стояли, курили, обсуждали подробности пожара. Лозневой знал, что в это лето их особенно много в тайге. Отряды противопожарной авиации не справлялись, и тогда на борьбу с пожарами бросали геологов, газовиков, нефтяников, железнодорожников — всех, кто оказывался поблизости. Один из пожаров подошел к трассе строящейся железной дороги. Пришлось прекратить все работы на этом участке и отстаивать лес и дорогу.
Три дня бились с пожаром. Бросили сюда всю технику с участка, а он все лез и лез, тесня людей. Объявили тревогу по всему району. Пришлось послать своих людей и Лозневому. Пожар загнали в болото и сейчас строго стерегли, не давая ему выбраться.
Лозневой прислушивался к разговорам и думал о том, что ему делать с приехавшими в Ивдель ребятами. Он понимал, что эта вынужденная поездка в город была для всех вроде неожиданной премией, какую они заслужили, работая в тайге. И сейчас собрать ребят, посадить на вездеход и увезти их опять в тайгу просто невозможно. Но он знал и другое, что значит для стройки потерять один день в такое время, когда установилась хорошая, сухая погода. Положим, то, что день потерян, он знал уже тогда, когда ребята садились в вездеход, поэтому и не хотел брать с собою механизаторов — самых нужных на стройке людей. Но тревога за жизнь пострадавших на пожаре вытолкнула мысль о потерянном дне. А сейчас, когда их помощь здесь была не нужна, потеря этого дня казалась ему недопустимой.
Стоит сказать, что надо возвращаться в лагерь, сейчас же каждый заявит, что у него в городе неотложные дела. Все в один голос начнут просить остаться на день. И не отпустить будет нельзя. А отпустишь, разбредутся они по городу, и весь
— Виктор, давай соберем ребят.
Тот посмотрел на него испытующе.
— Решил отпустить?
— Решил.
— Ой смотри. Только этого тебе еще не хватало.
— Ничего. У меня есть идея. Вечером всех соберу и отвезу в лагерь.
— Где? В милиции?
— Нет, в ресторане.
— Точно, только там их и можно будет собрать, — усмехнулся Виктор.
— Там я их и соберу. Вот сейчас договоримся. Придут все, поужинаем и поедем домой.
— Да ты что, серьезно? — вспылил Виктор.
— Серьезно. Днем каждый по своим делам будет бегать по городу, а вечером все соберемся в «Севере», отметим нашу вылазку и поедем.
Видя, что Лозневой не шутит, Виктор развел руками.
— С ума человек сошел. Ты что, хочешь, чтобы завтра твое персональное дело разбирали?
— Не страшно, — вдруг рассмеялся Лозневой. — У меня одно уже есть. С женой развожусь.
— У нас это называется: сам сострил, сам и смейся, — недобро буркнул Виктор.
Когда газовики собрались у вездехода, Лозневой ловко вскочил на подножку, держась рукою за дверку, будто повис над толпой.
— Хлопцы, есть два предложения. Первое: устроить сегодня выходной день, — он сделал короткую паузу, переводя дух, и добавил: — Второе: сегодня же перед отъездом в лагерь собраться в «Севере» и поужинать всем вместе.
Оба предложения вызвали у ребят такой восторг, что он еле успокоил их.
— Решайте, на сколько часов назначить нам товарищеский ужин.
— Чем раньше, тем лучше, — послышались сразу несколько голосов.
— Братцы, — загремел бас Арсентия, — а может, мы прямо сейчас и начнем ужинать?
Все захохотали.
— Ей-богу, — подхватил Грач. — Первый раз слышу, когда Арсентий по делу высказывается. Надо уважить.
— Если часиков в шесть? — предложил Лозневой. — За день каждый все свои дела справит и…
— Давайте в три, — неожиданно шагнул вперед молчавший до этого Виктор. Он стоял немного в стороне, показывая всем своим видом, что не только не причастен к этой затее, но и осуждает ее.
— Правильно, — подхватили сразу несколько голосов. — Чего маяться. И будет это не ужин, а обед.
— Если так дело пойдет, — стараясь перекричать всех, вопил Грач, — твое мудрое предложение, Арсентий, примут и мы начнем с товарищеского завтрака. А завтра в местной газете появится коммюнике. Знатный механизатор величайшей в мире голубой магистрали Арсентий Макаров в честь своих друзей дал завтрак, который прошел в теплой, дружеской обстановке.
— Не говори, Грач, длинно, ибо жизнь коротка, — прервал его Виктор. — Если нет возражений, то в три часа, но при одном условии: каждый является как стеклышко. Тех, кто нарушит конвенцию, к высокому собранию не допускаем.