Покоренный ее красотой
Шрифт:
– Трудно представить себе более разную манеру одеваться, чем у вас двоих, – заметила она.
– Видели бы вы нас в детстве, – сказал Пирс. – Я, конечно, с трудом ходил, поэтому Себастьян имел обыкновение бегать вдвое быстрее. А когда мы подросли, он начал одеваться вдвое элегантнее, чтобы компенсировать мой неряшливый стиль.
– Но вы оба увлеклись медициной, – заметила Линнет. – Как, скажите на милость, вам удалось стать врачами? Я не знаю ни одного джентльмена в Лондоне, который обладал бы навыками
– А что, есть джентльмены, обладающие какими-либо навыками? – поинтересовался Пирс, приподняв бровь.
– Ну, они умеют танцевать, – предположила Линнет.
– Наверное, в этом все дело. Я не мог танцевать, и мне ничего не оставалось, кроме как потрошить людей.
– А поскольку это у него не слишком хорошо получалось, мне пришлось взять это на себя, – подхватил Себастьян.
Линнет рассмеялась. Ее смех… он был куда более обольстительным, чем эта ее отработанная улыбка. Грудной и нежный, как теплый бренди с медом.
– Он не шутит, – буркнул Пирс, сделав еще один глоток, чтобы укрепить свой дух против ее смеха.
– А я слышала, что вы известный врач, – сказала Линнет.
– Я хорош, когда нужно определить, что не так с человеком. Беда в том, что лучше всего это делать, когда человек уже мертв. Себастьян же, как хирург, имеет дело с живыми людьми и предпочитает, чтобы они оставались таковыми.
Линнет одарила Себастьяна очередной улыбкой, и Пирс удивился, как бедняга не плюхнулся на колени.
– Приятно сознавать, что вы будете рядом, если мне вдруг понадобится хирургическое вмешательство, – проворковала она.
– О да. Если вы пожелаете, чтобы вам отрезали ногу, никто лучше, чем он, с этим не справится, – сказал Пирс.
– Это было бы преступлением, – сказал Себастьян.
Проклятие, Пирс начал испытывать чувство вины. Себастьян не представляет, какая искусительница повисла у него на руке. Она разобьет ему сердце, если продолжит в том же духе.
– Прекратите, – сказал он Линнет.
Она одарила его своей коронной улыбкой.
– И никогда больше не улыбайтесь мне подобным образом, – приказал он. – Меня может стошнить, и, учитывая, что ваши туфли расшиты жемчугом – какая бессмысленная трата денег! – желудочная кислота не пойдет им на пользу.
Себастьян нахмурился.
– Таково твое представление о приличном поведении, кузен? Если так, то ты даже хуже, чем мне казалось. Мисс Тринн – деликатный цветок, с которым нужно обращаться со всем уважением. А ты предлагаешь отрезать ее ноги и говоришь, что тебя стошнит на ее туфли.
Пирс выгнул бровь, глядя на Линнет. Она вздохнула и потрепала Себастьяна по руке.
– Извините, – сказала она. – Его милость совершенно справедливо заметил, что я так же привержена кокетству, как он его не переваривает.
– Неплохо, – сказал Пирс с
– Вы имеете в виду улыбку? – поинтересовалась она. – Я нахожу ее очень полезной. Вам следует взять ее на вооружение.
Себастьян помрачнел. Похоже, до него начало доходить, что Линнет не такое деликатное создание, как ему казалось.
– Ты не в ее весовой категории, – сказал Пирс. – Она настоящий мастер. Неудивительно, что весь Лондон думает, будто она покорила принца.
– Это у нас семейное, – призналась Линнет, смутившись на мгновение. – Я предпочла бы узнать больше о вашей хирургической практике, – обратилась она к Себастьяну. – Вы говорили, что трудно избежать заражения. Какие средства вы пробовали?
Пирс часто думал, что его кузен болван, но никогда не недооценивал его познания в хирургии. Себастьян был лучшим хирургом из всех, кого он знал, сосредоточенный, целеустремленный, с необыкновенно проворными и искусными пальцами.
– Если бы не опасность заражения, – говорил тем временем Себастьян, – возможности хирургического вмешательства возросли бы настолько, что даже трудно вообразить.
Например, в западном крыле есть женщина со вздутием живота. Скорее всего оно вызвано опухолью размером с яблоко, если не больше.
– Это наверняка опухоль, – вставил Пирс. – Но я буду знать ее размер лишь через несколько месяцев, не раньше.
Линнет моргнула, но, к ее чести, не стала морщиться и ахать, как большинство дам, столкнувшись с крайностями медицинской практики и его собственной одержимостью вскрытиями.
– Если бы мы могли предотвратить заражение, я бы вскрыл ей живот и удалил опухоль, – продолжил Себастьян. – Она вернулась бы домой и продолжала спокойно жить.
Пирс вынужден был признать, что его кузен выглядит особенно привлекательно, когда говорит о хирургии. На его лоб упала прядь волос, глаза заблестели.
Пожалуй, ему следовало направить разговор в другое русло. Линнет явно увлеклась беседой.
– А разве алкоголь не помогает? – спросила она. – Я читала, что солдаты на полях сражений поливают свои раны бренди и это уменьшает риск заражения.
– Недостаточно, – сказал Пирс. – Когда мы были моложе и менее испорчены, мы пробовали применять все, что только возможно. Но наши пациенты умирали с удручающей частотой.
– Почти все, – уточнил Себастьян. Его лицо приняло скорбное выражение, способное растрогать любую женщину. Пирс не смог бы скорчить такую гримасу, даже если бы от этого зависела его жизнь. Хотя и признавал, что со стороны Себастьяна это не было притворством. Тот искренне печалился, когда его пациенты умирали.