Покорившие судьбу
Шрифт:
– Тебя не было здесь, ты только что приехал, – устало проговорила Джулия. – Возможно, я поторопилась, не знаю. Но, обдумывая снова и снова свое положение, я всякий раз приходила к одному: если лорд Питер попросит моей руки, я должна ответить согласием, иначе моим сестрам не на что надеяться в будущем.
– Но почему, почему ты не хочешь поверить мне? Я уже говорил тебе: у меня есть влиятельные друзья, с их помощью мне удастся возродить ваш карьер, скоро он начнет давать солидную прибыль, и твои сестры смогут счастливо устроиться!..
– А отцовские долги?
– Джулия,
Он легонько приподнял ее подбородок, и ей пришлось смотреть ему в лицо. Серые глаза Эдварда вопрошали, умоляли и звали ее туда, куда ей самой хотелось больше всего на свете.
– Люблю ли я тебя? – прошептала она. – Конечно, люблю и всегда буду любить. Но я в отчаянии, и впереди никакого просвета… Пойми меня: Элизабет, Каролина, Аннабелла…
– Довольно, – мягко оборвал он. – Думай сейчас только обо мне и о нашем с тобой будущем. От страха и от горя ты просто потеряла голову, вот тебе и видится все в черном свете.
Джулия вдруг подумала, что можно ведь и правда забыть обо всем, хотя бы на несколько минут; все заботы последних двух лет начали отодвигаться от нее куда-то бесконечно далеко. Теперь она видела перед собою только Эдварда и не желала никого и ничего другого. Ей хотелось остаться с ним навсегда – все равно, в бедности или в богатстве.
– Эдвард, когда ты со мной, все кажется так просто…
– Вот так-то лучше, – с довольной улыбкой пробормотал он и нежно привлек ее к себе.
Едва Джулия попала в блаженный плен его объятий, его губ и его обещаний, на сердце у нее стало легко и покойно. Казалось, теперь не надо было ни о чем тревожиться.
Эдвард наконец оторвался от ее губ и потянул ее от окна к тому самому дивану, с которого они недавно встали. На диване, не дав ей опомниться, он начал покрывать ее лицо страстными поцелуями. Где-то в глубине ее сознания шевельнулась мысль, что надо встать и уйти, но тут же исчезла: в объятиях Эдварда было слишком хорошо, так хорошо, что не думалось уже ни об отце, ни о его долгах, ни о будущем.
Пальцы Эдварда начали одну за другой отыскивать шпильки, скреплявшие ее пучок, и вскоре вьющиеся пряди рассыпались по ее плечам. Он бережно поднес к губам одну из них, потом, запустив пальцы в золотистый шелк ее волос на затылке и клоня ее голову к себе, снова поцеловал в губы.
Другая рука Эдварда тем временем пыталась притянуть Джулию как можно ближе. От его жарких поцелуев у нее закружилась голова и в крови вскипело желание, какого ей не доводилось прежде испытывать.
Неожиданно для себя самой Джулия поняла, что хочет его. Да, она хочет его и хочет, чтобы он стал ее мужем сейчас и здесь, в этой самой комнате, в которой недавно звучали нежные признания лорда Питера, забытые на другой же день им самим… Пальцы Джулии потянулись к застежке его редингота, и он понял ее без слов.
Скинув редингот и жилет, он снова приник к ее губам, но теперь он уже оказался над нею сверху, а она внизу. Так ей было гораздо удобнее и приятнее обнимать его и прижиматься к нему всем телом.
Пока
Джулия удивленно прислушивалась к незнакомым ощущениям. Слегка приподнявшись над нею, Эдвард заботливо заглянул ей в глаза и спросил:
– Тебе не больно?
– Нет, – прошептала она. – Мне так хорошо! – Джулия слышала, что первый раз бывает очень болезненным, но, видно, у нее было иначе.
Эдвард вошел в нее снова сильно и глубоко, повторяя своими движениями вечный ритм всего живого на земле. Когда, задыхаясь, она начала искать губами его рот, он тут же с жадностью приник к ней, и ее желание, и без того нестерпимое, сделалось еще острее. Она уже двигалась вместе с ним, в его ритме, и с каждым его движением на нее накатывала новая волна наслаждения.
Эдвард любил ее, он овладевал, он уже владел ею. Джулия закрыла глаза, и тотчас перед нею поплыли картины из далекого прошлого, когда они еще были детьми и она мечтала стать его женою… Но волны стали захлестывать ее чаще, смывая все мысли о прошлом и будущем, и вся она уже превратилась в дрожащее ожидание. Она едва могла дышать. Эдвард застонал; волны наслаждения вздымались выше, выше и наконец достигли вершины… Джулия хотела кричать, но губы Эдварда зажимали ей рот, и она могла только застонать вместе с ним. Такого с нею не было никогда: каждая ее клеточка жила и ликовала.
Толчки постепенно замедлялись и скоро прекратились совсем; губы Эдварда скользнули к шее Джулии. Желание, уже не такое острое, но сладостное, все еще не оставляло ее. Он хотел отодвинуться, но она не отпустила его и еще крепче притянула к себе обеими руками.
– Джулия, родная моя, – шепнул он, зарываясь лицом в ее золотистые волосы. – Мы не станем ждать конца траура… Мы поженимся сейчас, ты не откажешь мне.
– Я не откажу тебе, – отозвалась Джулия, веря, что сделает теперь все, чего хочет Эдвард. Отдавшись ему сегодня, она отдалась навсегда. Теперь она уже не сомневалась в нем.
Сэр Перран тихо затворил дверь. Он выехал в Хатерлей тотчас вслед за племянником, но Блэкторн, судя по всему, даже не заметил этого. Какая беспечность – заниматься любовью, не удосужившись даже запереть дверь: в комнату мог войти кто угодно. Оба, правда, одеты, но их руки и ноги переплетены совершенно недвусмысленно, не говоря уже о ритмичном скрипе пружин под ними… Пожалуй, все это было бы даже забавно, когда бы речь шла о совращении какой-нибудь служанки; однако негодяй только что овладел женщиной, которую он, сэр Перран, наметил себе в жены, – и от этого в груди баронета закипала слепая ярость. Стоя у полуоткрытой двери, он слушал и смотрел, потому что не в силах был сдвинуться с места. Легко же оказалось ее соблазнить!..