Покровитель
Шрифт:
Идти вдоль полосы прибоя оказалось задачей не из легких, но добраться до Южного склона можно было только по пляжу. Иногда на пути встречались дети, чумазые и совсем не веселые. Одни безрадостно волочили за собой игрушечные ведерки, другие ревели, протирая грязными кулачками глаза. И ни одного взрослого поблизости. Какой-то мальчуган беспризорно сидел на скамейке и пинал сдувшийся мячик. Чуть погодя до слуха донеслись обрывочные фразы бранившихся возле киоска мужчин.
«Как странно, — подумала Лючия. — Еще недавно все были счастливы и довольны в этом процветающем городке, а как испортилась погода — испортились и настроения. Да и место это уже
Последнее предположение было немедленно отброшено.
— Нелепо! Здесь всё до смешного нелепо! — воскликнула она, тряхнув головой. — Когда наконец я очнусь от этого кошмара?!
Сизые тучи, искрясь мелкими молниями, клубились над самым пляжем, в ушах стоял гул, под ногами гудела земля. Да, это был сущий кошмар. Беспокойно носились взад-вперед большие белые чайки, волна громоздилась на волну, редкий лес, окаймляющий пляжную зону, раскачивался и скрипел, как несмазанные петли. Но вот справа потянулись невзрачные купальни с безобразными вывесками, на которых едва ли можно было что-нибудь прочесть. Нескончаемая череда монотонных построек. Девушка зашла наудачу в одну из них и, к своему облегчению, увидела там Сифо. Та лежала в наполненной до краев ванной и о чем-то спорила с соседкой, хмурясь и жестикулируя.
Правда заключалась в том, что какую бы дверь ни отворила Лючия, она неминуемо встретилась бы с Сифо. Хитрая азиатка, эта лисица с человечьим лицом, нарочно произвела в банях некоторые перестановки, чтобы подготовиться к приходу Арсена. Землянка явилась раньше. Что ж, это даже к лучшему. Оставалось дождаться последнего «игрока».
— Присядь-ка сюда, — Сифо небрежно указала Лючии на кресло с широкими подлокотниками, а сама продолжила дискутировать с партнершей на каком-то мелодичном языке.
Неплотно притворенная дверь в купальню постукивала щеколдой о брус, слышались завывания ветра и рокот разгулявшейся стихии.
Лючия было приподнялась, чтобы закрыть хлопающую дверь, но Сифо, следившая за нею, втолкнула ее в кресло одним лишь мановеньем. Девушка рванулась, что было сил, однако ее руки оказались прикованными к подлокотникам железными обручами.
— Что еще за шутки?! — вскричала Лючия. — Освободите меня!
Азиатка хранила невозмутимость. Вознегодовала ее собеседница:
— Что вы себе позволяете?! Отпустите девочку!
— Это для ее же блага, — сквозь зубы процедила Сифо, бросая по сторонам хищные взгляды. — Но где же главный виновник торжества? Запаздываешь Арсен, запаздываешь…
Стоило ей произнести эти «магические» слова, как потолочная лампа закачалась и замигала, а дверь распахнулась с такой силой, что, по логике вещей, ей следовало бы разлететься на кусочки.
«Виновник торжества» стоял на пороге, и вид у него был весьма воинственный. Сведенные брови, мечущий молнии взгляд, сжатые кулаки… Сифо при его появлении расцвела, точно петуния.
— Ни шагу дальше! — предупредила она, вылезая из ванной.
«Какой на ней безвкусный купальник!» — с отвращением подумала Лючия. Азиатка, между тем, завернулась в полотенце и прищелкнула языком, явно готовясь получить удовольствие от предстоящей сцены.
— Смотри, голубчик, что станется с твоей ненаглядной, — медоточиво проговорила она, указав на смуглую женщину, с которой недавно вела полемику. — Исключительно для примера.
Ее обреченная соседка вначале непонимающе улыбалась, однако, когда из отверстия
Исполнившись глубочайшего презрения к Сифо, Лючия отвернулась, за неимением возможности уйти. Зрелище казни было столь дико и неправдоподобно, что факт убиения просто не укладывался в мозгу. Упорно отказываясь верить в произошедшее, девушка запрокинула голову и закрыла глаза. И Арсен решил, что она в обмороке. Его, похоже, совсем не тронула сцена насилия. По крайней мере, он не выдал своего замешательства, что должно было несколько отрезвить хохотавшую мстительницу.
«Прости, прости! — мысленно воззвал к Лючии человек-призрак. — Втянул я тебя во всё это…» А она твердила и твердила, не разжимая губ: «Исчезни, исчезни, сгинь! Пусть сгинет убийца, и планета, и Арсен! Канут в небытие охотники за привидениями. Пусть всё вернется на круги своя! Я по-прежнему в монастыре, я брежу, просто брежу!». Однако, как она ни заклинала, безумный сон не кончался, и тут бы не помешало ущипнуть себя раз-другой, да только руки были прикованы к креслу. Бешеное неистовство бури, пароксизм исступления Сифо, мрачная непримиримость Арсена — ничто из этого не поблекло, но, казалось, приобрело еще большую насыщенность. Всё озлобленней обрушивались на гальку волны, и их ненасытный рев врывался в купальню. Дверь раскачивалась на петлях, как маятник.
— Если ты намерена свести счеты, я к твоим услугам, — с расстановкой проговорил Арсен, обращаясь к сильфорианке. — А ее наши выяснения отношений никоим образом не касаются, — и он кивнул в сторону Лючии. — Признаю свою вину: в тот день я сбежал, бросив тебя на произвол судьбы.
— Ага! Раскаиваешься! — вскричала мстительница. — Поздно, мой друг, поздно! Во мне не осталось ничего от прежней, наивной Сифо. А для тебя не сохранилось иного чувства, кроме ненависти.
— И эта ненависть пожирает тебя изнутри, — сказал Арсен, глянув на нее в упор и шагнув ей навстречу.
— Ты мне зубы не заговаривай, — гневливо отозвалась Сифо. — Девушка умрет страшной смертью, и в этом будешь повинен ты!
— Огонь ненависти иссушил тебя, подобно тому, как солнце выжигает степь, — он сделал еще несколько шагов по направлению к азиатке, оцепеневшей от звука его голоса. — Ты уподобилась пустыне, так возвращайся же в пустыню! — Он приблизился к Сифо почти вплотную, однако та даже не сделала попытки отстраниться, околдованная его интонацией. Вдруг яркая вспышка поглотила их обоих, вырвав их из купальни, а Лючия так и осталась сидеть, прикованная и неподвижная. Испарилась мрачная непримиримость, сгинул пароксизм исступления. Только шторм продолжал завывать да обгладывать побережье.
Громкой отповедью клокотал прибой, выговаривая ветру буйному, но тот даже не думал стихать, задувая в щели купальни и дребезжа деревянной вывеской.
«Брошена, забыта, одинока, — заработала коварная мысль, едва девушка огляделась и представила весь ужас положения. — Мне из пут выбираться теперь незачем, всё равно я на Занго не выживу… Добродушные люди выцвели, почерствели, едва разыгрался шторм. Что же сделают они с чужестранкою нищей? Не уступят ни крова, ни пищи».
Так жалела она себя, обливаясь слезами. И глаза бы выплакала, если бы не воротился Арсен.