Покушение на зеркало
Шрифт:
Жена - другое дело, для нее он - кладезь не только огородных, но и житейских премудростей. Но если судить по тем банальностям, которые она цитирует мне в пику, по-моему, этот пятидесятилетний вдовец просто заурядный пошляк.
22
– А мы без вас, Феликс Михайлович, уже того, причастились слегка, но только единожды, по махонькой...
– бывший конвойный начальник, широко улыбаясь, покивал мне и протянул руку к початой бутылке "Самарской".
– Я вот говорю Нине Сергеевне, - он ловко наполнил рюмки, сначала себе, затем моей жене и потом уже мне, - что под такой закусон не захмелеешь, сколько ни прими. А она, понимаешь, боится, на трезвую голову, говорит, надо такие проблемы
Не-е-т! Мозги надо сначала сорокоградусной чуть почистить, тогда и шестеренки работают быстрее. Но в меру, понятно. Все хорошо только в меру.
Я сел на диван рядом с дочерью и оглядел стол. Нина постаралась: шампиньоны, селедочка под луком, мой любимый салат "София", два, даже нет три сорта копченостей... И еще паштет какой-то... "Букет Молдавии", греческий коньяк, паршивый, конечно, и не коньяк, а все же... Вчера за завтраком - каша овсяная, колбаса вареная и дешевый, ничем не пахнущий чай - жена исходила сарказмом, проклиная наше безденежье и, разумеется, меня, безынициативного рохлю, бездельника, которого время выдавило из себя, как дерьмо. Сколько же она потратила сегодня в честь этого подержанного вохровца? Откуда деньги? Выгорело дельце у Светланы? Рановато, всего три дня прошло, как падчерица вернулась из челночного вояжа в Турцию... А впрочем, не один ли мне черт?
– За успех нашего общего дела!
– почти торжественно провозгласил Николай Петрович и почему-то со значением взглянул на меня.
Выпили, закусили. "Что за дело такое, что и для меня "общее"", - подумал я, приглядываясь к Светлане, запудренной, как мим, и все же не сумевшей спрятать синеву под глазами. Чутье подсказывало мне, что какая-то беда у нее случилась, и нешуточная. Ее и без того тонкие губы казались сейчас красными ниточками, приклеенными между щек. Она совсем не была похожа на свою крепенькую скуластую мать, которую ничуть не портила, а как раз красила эдакая интригующая азиатчинка. Лицо Светланы было куда правильней - и носик аккуратный, и овал почти идеальный, но было в нем нечто безжизненное, не в лице, вернее, а, конечно, в глазах - бледно-серых, чуть навыкате, малоподвижных, но не от задумчивости или флегмы, а от какого-то скрытого истового упрямства. Ее всегда напряженный взгляд априори заявлял всем и каждому: что бы вы ни говорили, как бы ни умничали, а истину знаю я и возражений не потерплю... Бог мой, чего только не натерпелись мы с ней за последние десять-двенадцать лет! Вкусив со Светланой прелестей отцовства, я категорически отказался от мысли о втором ребенке - втором, разумеется, для Нины, которая, впрочем, и не настаивала на продолжении фамильной династии Ходоровых.
– Ну, что, пора, видать, и посвятить супруга в наши планы?
– Николай Петрович подмигнул Нине и снова наполнил хрустальные стопочки водкой. Жена и Светлана так и не прикоснулись к пахучему молдавскому, рюмки их были полны.
– Может, пусть сначала Света все расскажет?
– Нина с сомнением посмотрела на на дочь и вздохнула.
– Нет, она слишком переволновалась, лучше я.
– Но сначала - уипьем уодки!
– отставной полковник коротко хохотнул, приглаживая ладошкой сверкающую лысину и поднимая над головой стопку. Догоняй нас, Феликс Михайлович!
– почему-то переходя на "ты", воскликнул он и бравым жестом выплеснул водку в рот.
Что ж, догоню, за мной, как говорится, не заржавеет. И все же, куда они меня хотят затянуть? Что может быть общего у меня с ними - хоть с моей падчерицей с ее челночным бизнесом, хоть с этим огородным гением?
– Феликс, - проникновенно, глубоким грудным голосом, каким не обращалась ко мне уж года три, произнесла Нина, - в нашей семье случилась беда. И мы все вместе, с помощью Николая
Николай Петрович, с достоинством потупив белесые глаза, старательно выбирал вилкой грибочек покрупнее. Светлана неподвижно смотрела куда-то под потолок. Я отодвинул тарелку с салатом и приготовился слушать.
А произошло вот что. Выполняя заказ известной у нас в Самаре оптовой фирмы ООО "Тарас", Светлана закупила под Стамбулом партию французских духов "Пуасон" по цене десять долларов за флакон. Ровно тысячу штук, то есть на десять тысяч долларов, взятых ею в том же "Тарасе". Фирме она должна была сдать товар, как условились, по двенадцать баксов, навар получался неплохой. За вычетом всех расходов на поездку приблизительно полторы тысячи "зеленых". Две коробки с духами она отвезла на базу "Тараса", но тут-то и случилось неожиданное. По чьей-то наводке торговая инспекция как раз в этот день проверяла здесь не только сертификаты, но и вообще качество импорта. Взяли на экспертизу и одну коробочку с "Пуасоном". И оказалось, что духи имеют к Франции такое же отношение, как и одесская шипучка "Лярошель" к вину провинции Шампань.
Изготовлены они в Малайзии. Но и это не самое худшее, так сказать, полбеды.
Беда же том, что в составе лжефранцузского парфюма обнаружен метиловый спирт, который ядовит, от него слепнут. В тот же день ушлые "Тарасы" узнали об этом заключении экспертов. Товар Светлане фирмачи не медля вернули - вчера вечером привезли обе коробки к нам домой. Теперь требуют возврата денег, угрожают завтра же "включить счетчик" - два процента в день, то есть станут плюсовать по двести баксов ежесуточно. Вышибать долги эта фирма умеет, возглавляет ее недавний уголовник из бывших боксеров. Что делать с девятьсот девяносто девятью флаконами фальшивого, к тому же запрещенного к продаже "Пуасона", ясно
– их надо сбыть, хотя бы по дешевке, пусть даже и за свою цену. Сверхзадача в другом - сделать это необходимо в течение ближайших двух-трех дней, пока инспекция раскачивается, экономическая полиция не в курсе, а информация о ядовитой пахучей смеси не предана гласности.
– Ты прекрасно знаешь, Феликс, - печально закончила Нина свое душераздирающее повествование, - что десяти тысяч долларов у нас нет и в помине. Даже тысячи нет. Светлане, нашей дочери...
– она с особым нажимом произнесла "нашей", - угрожают криминальные элементы. Каждый потерянный день - это гвоздь в крышку гроба. Поэтому мы решили...
– Маленько поторговать ядом!
– захохотал, будто никогда в жизни не острил так удачно, отставной полковник. Его загорелое, в грубых складках лицо лоснилось, смешливые глазки помаргивали из-под кустиков бровей. Он казался весьма довольным ситуацией - может, не той, в какую мы попали, а той, что сложилась сейчас за столом.
– Ты же не знаешь, Феликс, ты ж не знаешь наверняка, что "пуасон" по-французски - это по-нашему, по-русски - "яд"! Да, представь - яд!
Надо ж было жизни такую шутку сыграть с вами!
23
Мне не показалось это смешным.
– Что значит - поторговать, и - кому?
Наверное, мой голос прозвучал чересчур резко: Нина вздрогнула и закусила губу, полковник оборвал смех и пристально взглянул на меня.
– Всем нам, - сказал он негромко.
– Вам троим как семье. И мне как вашему другу, потому что вы для меня вроде почти родственники. Мой Витусик и ваша Светлана как-никак...
– Да вы что, осатанели?!
– я отшвырнул вилку.
– Мне, писателю, стать на углу с этой пакостью? С поганой отравой?! Да если бы и парижские они были, то...