Поль Верлен
Шрифт:
Итак, перед началом летних каникул Верлен «вдел ногу в стремя» (по крайней мере, так ему верилось).
Что происходило в течение каникул 1863 года, мы не знаем. Часто случается, что документы в изобилии, когда ничего не происходит, а когда что-то происходит, их недостает. А произошло событие, которое никак нельзя назвать особенным или примечательным, но на которое Верлен отреагировал очень остро. Это событие повлияло на всю его жизнь.
До сих пор он был избалованным маменькиным сынком, которому не на что жаловаться в жизни. И вот впервые ему предстояло понять, что такое страдание, и познать, что такое несчастье. История проста и банальна: в течение нескольких недель в Леклюзе его сердце пылало любовью к Элизе Дюжарден, но она, столь же достойно, сколь и твердо, сумела погасить этот пожар.
Верлен подробно сообщает нам о фазах этой тайной драмы. Почему же мы говорим тогда об отсутствии документов? Ведь более чем в дюжине стихотворений мы находим аллюзии на это событие. Однако
В марте 1863 года Поль сообщил Эктору Перо, что Элиза собирается в июне приехать в Париж. Мы предполагаем, что в ходе своего пребывания она пригласила семейство приехать в августе и сентябре в Леклюз. Со времени последних каникул Поль сильно изменился, из подростка он превратился в мужчину. Поэтому он совершенно другими глазами посмотрел на свою кузину, молодую женщину двадцати семи лет, которая, родив двух детей, расцвела, как весенний цветок.
50
Борнек, 1951. Прим. авт.
В рассказе «Луиза Леклерк», пестрящем автобиографическими деталями, он изложил историю, произошедшую с ним самим. Героиню зовут Луиза, ей 23 года, она замужем. Леон, который ее знал с детства, чувствует, что в нем растет непреодолимое чувство: «Ведь это так естественно! Ведь и она тоже изменилась. И как тело Луизы раздалось, как ее талия, ее грудь, ее конечности набирались день ото дня новой силы и обретали истинную красоту, как ее дерзкие большие открытые глаза сверкали чистым светом, как бывает, когда рядом веселый, молодой и сильный человек, как в ее голосе начинали слышаться решительные, твердые, хотя и не повелительные, и в то же время мягкие нотки, — так и этот красивый юноша (…) стал вести себя иначе, просто, добро, без жеманства. (…) Он узнал, что такое приличие, скромность, ровность манеры и искренняя любезность. Все это в него, со временем, вложила любовь».
А вот та же интрига в стихах.
Сначала появляется Она, Старшая Сестра, единственная, незаменимая:
О, как она меня глубоко поняла… Все, все открыто ей… Обманы, подозренья, И тайна сердца ей. лишь ей, увы! светла. Чтоб освежить слезой мне влажный жар чела, Она горячие рождает испаренья [51] .Растущее чувство, сердце, бьющееся все быстрее, краска на лице, мечтания вдвоем, неторопливые прогулки, в руке рука, под большими деревьями парка, наконец, внезапно прорывающееся признание:
51
«Сон, с которым я сроднился», пер. И. Анненского.
После первого «да» — первый поцелуй:
Звонкий, божественный — Поцелуй! Страсть несравненная! [53]После первого поцелуя первое целомудренное объятие:
Все чаянья мои в единый миг сбылись — Я руки протянул, и вот в объятьях мы… [54]52
«Nevermore I», пер. И. Коварского.
53
«Il Bacio», пер. И. Бышевского.
54
«Nevermore II», пер. И. Коварского.
И вот уже любовное головокружение:
И детская душа прорвалась сквозь заслон Его раскрытых глаз, и он услышал звон… … Вот так над нами власть захватывает Страсть [55] .Элиза, на мгновение поколебленная в своем спокойствии, быстро взяла себя в руки и посоветовала кузену умерить свою страсть: спокойно… ведь у нее муж, дети. Это просто безумие. Об этом не может быть и речи. Поль просыпается, ему горько:
55
«Initium»,
Увы! Нужно отказаться от всего и обо всем забыть:
И поняв, как жизнь усмиряет вдруг, Должен был я страсть втиснуть в узкий круг… [57]Но с какой болью!
О нет, любимая, — будь нежной, нежной, нежной! Порыв горячечный смири и успокой [58] .56
«Nevermore I», пер. И. Коварского.
57
«Покорность», пер. Г. Шенгели.
58
«Усталость», пер. Г. Шенгели.
Он страдает до такой степени, что не знает, где найти прибежище:
Но горе мне! Кошмар растет передо мною, Как стая злых волков средь леса… [59] …меня страшат И неотступные и злые угрызенья, — Дрожу в лесу, как трус, который привиденья Боится или ждет неведомых засад. [60] Теперь я одинок, угрюм и одинок. Так старец без надежд свой доживает срок, Сестрой покинутый, так сирота тоскует [61] .59
«Женщине», пер. Эллиса.
60
«В лесах», пер. Ф. Сологуба.
61
«Обет», пер. В. Брюсова.
Ах! Только бы все закончилось!..
…Любовь, Давно бегу ее в презренье молчаливом [62] .В новелле под названием «Столб», опубликованной в «Аннетоне» 27 сентября 1867 года, он вспоминает повелительный тон Судьбы, которая преграждает ему путь. Столб на «пагубной дороге», о который он больно поранился, когда однажды ночью бежал с красавицей, которую похитил, — это моральный запрет, обязавший его отступить и предаться бегству. Тем не менее он рассказывает, что уже видел этот столб с четырьмя указателями, когда въезжал в деревню, но принял его за приглашение и поощрение. Увы! — приказ был категорическим и не подлежал обсуждению. Ударившись, путешественник приходит в чувство: «Мое сознание меня упрекало за то, что я там делал, и впервые моя связь с женщиной, которая была со мной, показалась мне грехом: неожиданно я осознал, что мой поступок был безумием».
62
«Тоска», пер. Ф. Сологуба.
Наиболее любопытно продолжение рассказа, поскольку оно пророчески говорит о его будущем: он будет «героем одной из наиболее ужасных судебных драм, которые когда-либо были предметом парижской хроники». На этот раз следователю и королевскому прокурору не придется «искать женщину». Мы находим в этом необыкновенном тексте даже слово «Чарльстаун» — так позднее Рембо будет называть Шарлевиль, свой родной город.
Еще раз подчеркнем, что осенью 1863 года мы застаем Верлена на распутье, в самый критический момент его жизни. Любовное разочарование для многих молодых людей — совершенно обычное происшествие: одно мгновение они страдают, затем утешаются и забывают. У Верлена все было иначе. Дело в том, что Элиза была единственной в мире душой, способной понять его, сдержать его, защитить его от самого себя, ведь он слишком хорошо знал свою огромную слабость перед всевозможными соблазнами. Потеряв ее, он оказался один, беззащитный, бездомный и беспомощный на дороге жизни, усеянной пропастями. В сиянии молнии он видит череду катастроф, которые обрушатся на него, убьют, растерзают, разорвут его и в конце жизни обрекут на трагическое одиночество: