Поль Верлен

Птифис Пьер

Эта женщина была не только маленькой, но и уродливой. Делаэ говорил про нее так: «Ростом с сидящую собаку, страшна, как смертный грех». Если когда-то, во времена Второй империи, она и пользовалась каким-то успехом, то причиной этого были молодость и задор. Сейчас же ее курносый нос и ушедшая в плечи голова не являли собой ничего привлекательного. У Бюлье Эжени Кранц приобрела некоторую известность под именем Ники Мутон благодаря своим кудрявым волосам. Ее портрет даже как будто печатали в «Парижской жизни». Она танцевала на сцене «Шатле», была статисткой в массовых сценах. Бросив искусство, Эжени стала содержанкой. Ходили слухи, что она была знакома с Жюлем Валесом, Гамбеттой, поэтом Фремином и министром Эрнестом Констансом (впоследствии послом), которого Верлен прозвал «говночистом» из ненависти к его яростному антиклерикализму. В 1891 году, разменяв четвертый десяток, Эжени Кранц остепенилась, в то время как ее подруга Эстер (Филомена), настоящая кокотка, занималась прежним делом. Эжени зарабатывала на жизнь шитьем жилетов на дому для «Бель Жардиньер». Свою мансарду на улице Паскаля она содержала в образцовом порядке.

Верлен

познакомился с Эжени через Филомену. Она уже давно была его любовницей ^[633] . В 1889 году в стихотворении из сборника «Женщины» он назвал ее «настоящей бой-бабой» ^[634] .

Весной 1891 года Верлен, отвергнув Филомену, посчитал забавным изменить ей с ее же лучшей подругой, назвав это в «Песнях к ней» фарсом.

Фарс, однако, превратился в драму.

Филомена была родом с севера, легкая в общении, свежая, смешливая, чувственная, вспыльчивая, но не злопамятная. Она была в глубине души доброй и сентиментальной. Она любила хорошо одеваться, поэтому ей нужно было много денег. «Если у тебя есть деньги для меня, — писала она Верлену, — то я приду, а если нет, то не приду» ^[635] . У нее были любовники, которых она любила, и любовники, из которых она тянула деньги, что очень усложняло ее жизнь. Верлену нужна была женщина, которая была бы одновременно любовницей и подругой.

633

В 1894 году Эжени пишет Верлену: «Те 10 лет, что мы с тобой любовники». Со своей стороны Верлен 21 декабря 1894 года сообщает Габриэлю де Итурри: «Те 5 лет, что я ее знаю». Прим. авт.

634

«Женщины», II. Прим. авт.

635

Каталог Андриё аукциона Матарассо, особняк Друо, 3 июня 1972 года, лот № 108. Прим. авт.

Эжени не нужно было много денег, зато она была скупа. Здравомыслящая, расчетливая, злопамятная, иногда очень злая, она была в то же время женщиной аккуратной и экономной. Верлен как раз в этом и нуждался, чтобы вести размеренную жизнь, работать и не слишком много тратить.

Обе женщины привязались к поэту, так как его имя было достаточно известно. «Я бы хотела, — писала ему Эжени, — чтобы ты был божественным поэтом, которым восхищается весь мир» ^[636] . Обе они очень скоро нашли слабое место Верлена — его потребность в материнской нежности. Эжени хвасталась, что была для него «хорошей маленькой любовницей, верной и послушной, даже больше — хорошей мамочкой». И сам поэт это признавал.

636

Казальс и Ле Руж, 1911, с. 91. Прим. авт.

Одна живет фантазиями, другая — исполнением долга. В зрелом возрасте Верлен опять столкнулся, хотя и в иной форме, с конфликтом юности. Когда-то его раздирали на части: с одной стороны Рембо, с его безумным стремлением к свободе, капризами, любовью к приключениям, а с другой — Матильда, воплощавшая собой долг, порядок, социальные условности, чувство уверенности. Теперь Верлен не мог сделать выбор между беззаботной Филоменой и мудрой Эжени. Для душевного равновесия ему нужны были они обе, как когда-то нужны были и Матильда, и Рембо.

Результат получился тот же: «новый крестный путь».

В начале царствования Эжени, в конце июня 1891 года появляется сборник «Счастье», гораздо менее талантливый, чем сборник «Параллельно». Это стихи, но не поэзия, часто тяжеловесные, неуклюжие и выспренние. Сборник содержит наставления по поэтическому искусству, предназначенное для юного поколения, но его призывы к искренности тонут в отталкивающе напыщенных фразах.

Несколько удачных, ярких мест, например «Любовь к Родине», длинное послание к Казальсу, лишь утяжеляют сборник.

«Тяжелая книга», — говорил сам автор.

В гораздо большей степени неудобоваримая.

В плане чувств новая страсть Верлена уничтожила даже намеки на инакомыслие, теперь главное для него — женщина или, точнее, женщины. Филомена по-прежнему жила в отеле «Монпелье»; можно себе представить, какое осиное гнездо устроил себе Верлен, открыто принимая Эжени. Филомена и Лакан сделали жизнь поэта поистине адской; ссоры следовали одна за другой без перерыва.

Но, несмотря на это, Верлен продолжает писать стихи. За дифирамбами Филомене, оставшимися в прошлом, следуют похвалы Эжени.

Но вскоре все испортилось. Лакан угрожал Верлену выкинуть его на улицу, если тот не погасит задолженность за квартиру, и поэт смог получить отсрочку, лишь передав управляющему 20 июля 1891 года все права на рукопись «Путешествие француза по Франции», которую он ранее обещал графу Монтескью ^[637] . Однако 17 сентября, когда Верлен и находившийся у него в гостях двадцатитрехлетний журналист Анри Колен стали вести себя шумно, пришел Лакан и заявил своему квартиранту, что вместо того, чтобы пить, лучше было бы заплатить за жилье. Колен раздраженно заметил, что стыдно так эксплуатировать

гениального поэта. Беседа перешла на повышенные тона, завязалась драка, и в результате Верлена спустили с лестницы высотой в 25 ступенек, как утверждал впоследствии сам поэт в письме к Рашильде ^[638] . Вызванный полицейский ^[639] сопроводил всю компанию в участок, где Колен подал жалобу на Лакана. Доклад комиссара полиции свидетельствует о том, что в результате этой бурной ссоры г-н Верлен переехал на улицу Декарта, дом 15. Теперь поэт смог немного передохнуть, предаваясь радостям любви с Эжени. Вот как он в тот момент отзывается о своей подруге в письме к Ванье от 24 сентября 1891 года: «Женщина, которая достойна всяческого доверия и которую я очень люблю. Она не дает мне делать глупости, заботится обо мне и моих делах».

637

Естественно, Лакан, получив рукопись, сам предложил ее графу Монтескью, который, судя по письму Эжени Верлену, дал за нее 1500 франков (Каталог Андриё аукциона Матарассо, особняк Друо, 3 июня 1972 года, лот № 109). Прим. авт.

638

Письмо опубликовано (с комментариями) Жаном Мистле в газете «Опера» от 13 февраля 1952 года. Прим. авт.

639

Может быть, этот полицейский был соседом Верлена, который его не выносил. См. жалобу Верлена по этому поводу, обращенную к Эрнесту Рейно (Заэ, 1964, с. 132). Прим. авт.

Но вскоре, с наступлением зимы, Верлену пришлось хлопотать о том, чтобы его снова положили в больницу Бруссе. «Ревматизм, стенокардия, начальная стадия диабета и конечная стадия сифилиса. Приятная история болезни, не так ли? К тому же, лечение всего этого букета потребует времени», — писал он Габриэлю Викеру 13 ноября 1891 года.

Литературные проекты Верлена были так же многочисленны, как и его болезни. Поэт собирался закончить «Песни для нее» и «Оды в ее честь» и продолжить описание своего пребывания в тюрьмах и больницах. Юный студент-медик из Арденн, бывший ученик коллежа Нотр-Дам в Ретеле, Анри Ларденуа, встретил Верлена в больнице. Тот, одетый в синий халат, предписанный уставом, сидел за столом, заваленным книгами и бумагами ^[640] .

640

Воспоминания Анри Ларденуа в «Ла Грив» за январь-февраль 1960 года. Прим. авт.

Вскоре, как ни в чем не бывало, появилась Филомена, раздавая цветы, лакомства и поцелуи. Как же Верлен мог ей предпочесть неуживчивую матрону Эжени?!

Вместо маленькой насупленной женщины к Ванье явилась высокая улыбающаяся девушка с письмом от Верлена, подтверждающим ее полномочия получить его гонорар. Она получила все наличные деньги, так что Верлен даже не смог сделать ей подарок. Она ухитрилась выудить у него двести франков и спустила их с Лаканом.

Между тем до Верлена дошли две новости, которые глубоко его опечалили. Первая — известие о смерти Рембо (публикация в «Эхе Парижа» от 7 декабря 1891 года), вторая — о подготовке Рудольфом Дарзансом издания поэтического наследия Рембо в сборнике под названием «Реликварий». Издание, впрочем, еще не было готово. Дарзанс подал в суд на издателя Женонсо, который опубликовал предисловие к сборнику, когда тот был еще в виде разрозненных заметок, и добился того, что на тираж наложили арест.

Ванье и Верлен увидели здесь неожиданную возможность. Вскоре было объявлено о публикации произведений Рембо с «предисловием Верлена» ^[641] . Увы! Через некоторое время сестра Артюра, Изабель Рембо, узнав из статьи в «Арденнском курьере», что ее брат писал хорошие стихи ^[642] , решила из любопытства их прочитать. Придя в ужас от некоторых стихотворений («Первое причастие», «Зло» и других), она категорически запретила всякую публикацию. «Он сжег в моем присутствии авторские экземпляры „Одного лета в аду“, — повторяла она, — и мы должны продолжить его дело». Верлену хватило ума и терпения дождаться, пока сестра Артюра начнет что-то понимать. Но уход Рембо из жизни стал для него страшным ударом. Адольф Ретте, приехавший навестить Верлена в Бруссе в январе 1892 года, заметил, что тот очень подавлен. «С тех пор, как Рембо умер, — сказал ему Верлен, — он является ко мне каждую ночь во сне. Было в этом мальчике что-то дьявольски обольстительное. Воспоминание о нем пылает в моей душе, как солнце, и я не могу его загасить» ^[643] .

641

См. нашу статью о рукописях Рембо в «Этюдах о Рембо». Прим. авт.

642

См. «Изабель и ее брат», «Этюды о Рембо». Прим. авт.

643

Ретте, 1903. Прим. авт.