"Полари". Компиляция. Книги 1-12+ путеводитель
Шрифт:
Справившись с дверью, граф и аббат прошли в зал. Герцог молча наблюдал за ними, Виолетта предложила сесть. Трон с овчиной занимал Эрвин, оставались кресло-качалка, два табурета и скамья. Граф уступил аббату кресло-качалку; святой отец сел и так откинулся назад, что оказался лицом к потолку. Для себя Флеминг выбрал табурет, и Виолетта закричала:
— Нет, этот сломан! Возьмите другой!
Он пересел, дочь предложила чаю с ханти. Граф отказался, но Виолетта все равно подала:
— Выпейте, папенька, согрейтесь. Это я сварила.
Граф
— Ты хорошо освоилась в этой…
— Дыре!
— Что?..
— Трактир зовется «Чертова дыра». Ну, мы так называем. Потому, что все поломано.
— Я имел в виду другое…
Граф жестом велел дочери молчать и повернулся к Эрвину:
— Итак. Где Агния и Молли?
Без лишних слов Эрвин подал ему два листа. Письмо Агнии состояло из одних извинений. Она — чудовищно глупая женщина: купилась на вражеский обман и не заслуживает прощения. Она поймет, если муж отречется от нее. Граф прочел это с видимым одобрением. Молли, наоборот, пыталась сгладить: все почти хорошо, кайры добры и к ней, и к мужу, Беломорье цело и невредимо, нужно только, чтобы папенька договорился с Ориджином… Флеминг нахмурился, сложил оба листа и спрятал в карман. Поднял глаза на Эрвина:
— Чего вы хотите, милорд?
Герцог не удержался:
— А как по-вашему, тьма сожри? Имеете догадки?
— Быть может… — граф помедлил, будто всерьез задумался над вопросом.
— Я хочу, чтобы вы разок, исключительно для разнообразия, соблюли вассальную клятву. Испытайте новые ощущения: каково это — послужить своему сюзерену!
Флеминг нахмурил густые брови:
— Вы просите меня сражаться за вас?
От подобной наглости Эрвин поперхнулся.
— Да, именно прошу! Бью челом и умоляю: подготовьте три красивых женских гроба. Они могут пригодиться в самом скором времени.
Флеминг окаменел лицом, будто лишь теперь осознал, что к чему. Правда, Виолетта смазала впечатление:
— Папенька, не бойтесь, никто меня не убьет. Еще чаю хотите?..
Граф пропустил мимо ушей. Повернулся к аббату, тот кивнул в знак молчаливой поддержки. Флеминг сказал:
— Милорд, этого не может произойти. Я не предам избранника богов и не перейду на вашу сторону. Просите что угодно, но не это.
— Я не прошу. У меня в заложниках ваша семья. Вы понимаете, кто такой заложник?
Почесав бороду, Флеминг изрек:
— Милорд, моя вера слаба. Вы — враг Избранного. В вашем лице боги послали мне испытание. Смогу ли я положить дочерей на алтарь истинной веры? Принесу ли их в жертву ради служения богам? Будь я крепок духом, не задумался бы ни на миг. Послал бы батальоны уничтожить вас и проложить дорогу Избранному… Я слаб, милорд, лишь потому говорю с вами. Но не настолько слаб, чтобы предать святого человека!
Эрвину захотелось плеснуть кипятком в эту мерзкую морду. Бесстыдство, позерство и двуличие! «Не смогу предать…» Да ты предавал трижды за прошедший год! «Принесу ли в жертву дочерей?..» Ты же, скотина, без жалости это говоришь,
Ориджин с трудом сохранил спокойствие.
— Святости в Шейланде меньше, чем в одном волоске моей сестры. Если вы обманули ее, не понимаю, отчего бы не повторить подвиг.
Флеминг стиснул зубы, будто возмущенный святотатством. Вместо него ответил аббат:
— Граф Виттор Шейланд явил миру чудо воскрешения. Он побывал на Звезде и принял на чело лобзания Праматери Ульяны. Нет никаких сомнений, что он избран.
Аббат выглядел чуть меньшим фанатиком, чем граф, и Эрвин обратился к нему:
— Поймите: живучесть Виттора — всего лишь действие набора Предметов. Давайте снимем с него Абсолют и заново убьем. Клянусь вам, Виттор начнет гнить, как обычный покойник!
— Верующий человек не может допускать подобных мыслей.
— Но почему? Если Виттор свят, он воскреснет и без Абсолюта. Но если помрет — значит, был не святым, а обычным лжецом.
— Проверка будет означать сомнения. Мы оскорбим богов, усомнившись в их Избраннике.
— Да не Избранник он! — вскричал Эрвин.
Граф Флеминг хлопнул по столу:
— Довольно! Я не обнажу меча против Виттора. Этого не будет.
Эрвин тяжело вздохнул. Что теперь делать-то? По логике вещей, нужно выхватить меч и зарубить Виолетту. Но рука не поднималась: она-то, в сущности, неплохая девчонка, и уж точно не виновата в скотстве отца… Заметив сомнения герцога, аббат Хош высказал аргумент:
— Вспомните, милорд: ваша леди-сестра тоже предала своего сеньора и мужа. Но она поступила согласно своей вере, и боги оказали ей милость, оставив в живых. Проявите и вы уважение к тем, кто крепок верою.
Эрвин вспомнил книгу отца. Были там такие слова: «Искусство отступления — неоцененный талант полководца. По вине бардов принято считать похвалою слова: «Он никогда не отступает». На деле, вывести армию из безнадежного боя с минимальными потерями — признак великого мастерства».
— Что ж, — сказал герцог, — ради ваших дочерей я пойду на уступку. Вы можете не сражаться против Виттора, но не сражайтесь и за него. Устранитесь от боя.
Флеминг сразу оживился:
— Как именно?
— Не участвуйте в битве за Первую Зиму. Под любым предлогом останьтесь в тылу. А сыну прикажите вернуть его батальон в Беломорье. Кольцо блокады вокруг Первой Зимы разомкнется, и я смогу прийти на помощь отцу.
Граф поскреб бороду.
— Мой батальон сейчас стоит в Створках Неба.
— Отлично, там и останьтесь, наблюдайте битву со стороны. Кто бы ни победил, вы будете невредимы. Лишь уберите батальон Осмунда с северной дороги, дайте мне путь к Первой Зиме.
— Когда мои дочери получат свободу?
— Сразу после битвы, при любом ее исходе.
— Если вы погибнете в бою, как я узнаю, где они?
Эрвин показал ему конверт и спрятал в нагрудный карман.
— Здесь указано место. В худшем случае записку найдут на моем теле.