Полдень, XXI век (январь 2012)
Шрифт:
– Папа, мы просто жили вместе.
– Жили вместе? – кулак так и застыл перед разбитым лицом Сухаря. – Просто жили вместе?!
– Да, он был мне как отец!
– Вот так прямо и отец?! А я тебе кто, курва ты недоделанная? – Высокий схватил Жилу за плечи, тряхнул ее. Сухарь дернулся вперед, но руки тех держали крепко.
– Ты… ты… А где ты был все это время? Где? Если ты мой отец, то где ты был?
– Манда у тебя что-то раненько зачесалась! Чего тебе не хватало? Чего тебе не хватало там? Чего? Красивого будущего, которое вот уже где у тебя было. На загривке
– Тебя. Тебя мне не хватало!
Высокий не ударил – скользнул ладонью по щеке Жилы, голова ее дернулась.
– Ты не только себя в грязь втоптала, ты и меня в дерьмо окунула.
– Не смей… не смей ее трогать, – плюясь кровью, пробурчал Сухарь не в силах больше ничего сделать.
Два тычка в бок и один по лицу.
– Вот он какой – герой, – высокий брезгливо отодвинулся от измочаленного Сухарева лица. – Так, все, идем отсюда.
Он схватил Жилу под руку, та дернулась, однако вырваться не смогла. Ее тащили к выходу, мимо Сухаря, и она, уже плача, коснулась его лица, испачкавшись. Могла бы – бросилась на шею, но кто позволит, кто позволит… Ее тащили за ворот куртки, как последнюю тварь, волоком по ступенькам, а она все пыталась сквозь рев что-то сказать Сухарю.
Его выволокли следом. Он дергался, извивался, его придавили коленом к земле. Высокий тащил Жилу, но, видимо, пошел не туда, а потому вернулся, протащил ее мимо Сухаря, и Сухарь, приподняв голову, попытался улыбнуться Жиле. Высокий, заметив улыбку, отпустил девчонку, припал на колено, с коротким размахом резко хлестнул Сухаря по лицу. Ударил бы еще раз – Жила повисла у него на руке.
– Папа, не надо! – кричала она. Снова и снова кричала это «папа, не надо», и каждое из них отдавалось еще большей пощечиной в душе Сухаря.
– Ты мне не верила… – пробурчал он, стараясь, чтобы Жила услышала его, – отцы не умирают, они всегда…
Удар ноги в под дых превратил его слова в сип. Высокий нахлобучил шляпу поглубже и потащил Жилу вниз.
– А что с этим делать? – крикнул вдогон один из.
– А что с ним надо делать? – не поворачиваясь, ответил высокий.
– Ну, ведь с 1703-м коллектором это его рук дело. Тут другого быть не может.
– А кто там был в 1703-м? – высокий обернулся.
– Семируковы.
– Это торгаши бухгалтерскими книгами?
– Ага.
– Да и хер с ними. – Развернулся и уже через плечо: – И с этим тоже хер. Никуда не денется, если что…
Он поволок Жилу в сторону, держа ее за руку. Та вырывалась, но хват был из тех, что оставляет на женском теле синяки. Чтобы не сопротивлялась, высокий залепил Жиле пощечину, и звук ее словно послужил командой для тех, в галифе, которые принялись за Сухаря.
Они били его лениво, погружая в тюфяк тела начищенные сапоги, чересчур спокойно, не чувствуя никакой ответственности за результат.
Потом вдруг один наклонился, узрел кровь на сапоге, вытер о Сухаря, снова посмотрел, чиркнул щеткой, махнул рукой
Сухарь открыл глаза и увидел этот унылый мир в каких-то особенно ярких тонах. Будто что-то волшебное попало в глаза. Кровь бежала струйками по лицу, но глаз не трогала, избегая, убегая ручейками в сторону. Он сумел поднять голову, со склона землянки увидел, как второй догонял первого, а оба они догоняли высокого. Тот тащил упирающуюся Жилу, вцепившись в воротник, прихватив для верности и прядь волос. Но вдруг что-то случилось: высокий поскользнулся, отбросил в сторону руку, и Жила вырвалась, побежала к нему, к Сухарю, вроде даже проскочила через заслон прочих рук.
Сухарь опрокинулся навзничь, увидел усеянное веснушками небо.
– Я же говорил, – шептал он, – отцы не умирают, они просто уходят, чтобы потом вернуться. Я же говорил…
Лев Стеткевич
Говорящие зверьки на развалинах Звездного Сиама (Рассказ)
1
– Вот смотри, – она показывает картинку. – Так выглядят зайчики, они смешные.
Смотрю. Они ужасны.
– Ты – зайчик.
Нет уж, спасибо, я – блок маневрирования на планетарных орбитах, я не монстр.
– Совсем как зайчик, если сюда добавить ушки вместо паучьих лап.
Это чтобы держаться за переборки, когда перегрузка двадцать жэ, и чинить магистрали, когда они перебиты метеоритами, а ушки мне не нужны, у меня радиосвязь есть.
– Но если немного сощуриться и погладить тебя – ты настоящий зайчик: мягенький, пушистенький.
Я урчу, может, я – кот?
– Такой кругленький.
Это не мех, это – броня, испарители, излучатели, концентраторы – наноткань. Я не кругленький, у меня сложная, но рациональная форма.
– Я повяжу тебе бантик.
Сентиментальный обряд людей. Они такое любят. Это их успокаивает. Мне не мешает.
– Теперь ты – нарядный зайчик.
Я впервые соглашаюсь, но все равно вредничаю и, для того чтобы немного позлить Людочку, ухожуот нее по потолку. Специально далеко вытягиваю сухие тонкие трубчатые стучащие, скрипящие о пластик, блестящие хитином, такие удобные, прочные и, знаю наверняка, противные-препротивные лапы.
– Да-а, – тянет Борисаглебыч. – Тоска-а-а. Зверьки, связь-то будет, нафиг?
– Однажды, – печально говорят ему из-за покосившейся панели.
– И все однажды, все случится, – поет Борисаглебыч. – Однажды все произойдет.
– Вышел из строя трансдуктор.
– Слышал, слышал, – Борисаглебыч вкусно потягивается. – Таких мрачных слов я уже наслушался. Трансдуктор у нас что, не биологический э-л-е-м-е-н-т?