Полдень, XXI век (январь 2012)
Шрифт:
– Ага, молчите! – кажется, он мог стать триумфатором, даже провалившись в открытый люк.
Я сделал встречный ход:
– Прославиться?.. А есть чем?
Человек как-то сразу устал:
– Да знаю я, знаю, зачем вы здесь. И что вас интересует. Не глупости же про подземных рогатых румын. Какая чушь!! И в такое – поперёк здравого смысла! – верят.
Я уточнил:
– Здесь верят.
– То-то и оно… У нашего населения зубы мудрости не вырастают.
Я продолжил за него:
– А в реальность
Хозяин дома укоризненно покачал головой:
– Вы сами не верите!..
Подойдя ближе, я облокотился на хлипкий штакетный забор:
– Сразу принять как факт было бы чересчур.
Он выждал некоторое время.
– Резонно, господин… Одессит?.. Ну да, кто б ещё…
– Любопытство присутствует, скрывать не стану. И тотчас отвечу на возможный вопрос. Вы хотите узнать: зачем это мне? Так ведь?.. Отвечаю подробно: многими вещами интересуюсь для ощущения полноты жизни.
Это самое «полноты жизни» толкнуло ситуацию в правильном направлении.
Он внимательно посмотрел мне в лицо, кивнул головой:
– Да, это вы. По крайней мере, похожи на фотографию в газете. Слышал про вас, читал в одесской прессе несколько статей. Про странный цветок, купленный на Староконном рынке; потом ещё, домовой задушил девушку на Пересыпи, под Жеваховой горой – вы об этом писали. Бывает же такое… А ещё что-нибудь подобное аккерманскому людоеду вам попадалось?
– Случалось, – сказал я. – В районе мыса Северный Одесский.
На базаре я успел узнать, что его фамилия Сандуляк, спросил, как величать, а потому предложил:
– Давайте присядем, Игорь Петрович, поговорим. Что-то знаете вы, какие-то сведения собрал я. Вполне возможно, мы оба пришли к определенному выводу.
– Даже так?..
– И я готов поделиться с вами…
Он резко, даже невежливо перебил меня:
– Тогда прошу в юрта-чум!
– Вы здесь надолго? – спросил Сандуляк.
– Ещё сутки точно. Дальнейшие виды во многом зависят от вашей персоны.
Этот ответ произвёл на него очередное благоприятное впечатление.
Обстановка в каждом и любом доме тяготеет к какому-то предмету. Это может быть диван, телевизор, часто вся квартира лепится, как ласточкино гнездо, к дверям кухни. В стенах, где жил Сандуляк, тотально всё вращалось вокруг учительского стола.
– Где бросили чемодан?
– В междузвездочном отеле «Лиман».
Сандуляк одобрил, хотя довольно своеобразно:
– Вещи не пропадут… Осматривайтесь пока, я попробую навести блиц-порядок.
Он принялся убирать со стола калиброванные бутылки, колбы, разной пузатости химические пипетки, электронные весы «Филипс». Последним предметом оказалась пепельница, внутри лежал окурок изящной филиппинской сигариллы с ванилью.
Большое количество книг уже давно внушает мне опасение в интеллекте
Я почти уверен: знания дурно влияют на любопытство. «Интересно, а что получится…» – самая замечательная мысль в голове. Нелюбопытные быстро устают от людей, жизнь для них не река, но водопровод.
Сандуляк в этом отношении был мне близок: парад грудастых обложек не впечатлял, хотя – что было заметно – книги брали часто, держать строй в шкафу они не могли.
– Вас насторожила моя скромная книжная грядка?
– Отнюдь, совсем нет. У Японии из всех полезных ископаемых только восходящее солнце.
Он хохотнул:
– Вот, вот. Главное уметь применить.
Уже через минуту я закончил вертеть головой. Его квартира была биографией чудака. Бытограмма жизни без острых пиков достатка и глубоких пропастей с тусклой копейкой на дне.
– А вы не местный, так ведь? Какой ветер дул в спину: из Сибири, восточный?
– Смотрите-ка, угадали. А вообще мы из Питера родом. В тайге за Буреинским хребтом я заработал «северную» пенсию, здесь поселился – и не жалею. Специально для вас припомню Катона. Это тот деятель, который настаивал на демилитаризации пугливых соседей: «Карфаген должен быть разрушен!»:
Я Рим покинул И раскинул палатку, И Римом моим Стала она.Сандуляк сказал мимоходом:
– Отец мой Аккерман в 40-м освобождал. Он тогда пребывал в грозном звании младшего лейтенанта. Как говорили: участвовал в Румынском походе. Всегда тепло вспоминал тот довоенный городок: «Тихо, мухи не садятся на бутерброд. И люди не злые». В сумерках лет часто мне говорил, нужно жить там, где ещё сохранилась тайна.
– Папа имел в виду мотылька?
– И не только.
Сандуляк вспорхнул рукой, приглашая на кухню:
– Давайте перекусим, пока суть, а не дело.
Он заглянул в пакет, который я захватил:
– Нет, ну это вы чересчур. Зачем так много. Загоняете меня в душевное неудобство. Стоп, а что за пачка такая?..
Для поездки в Аккерман я положил в сумку диковинный чай. Его производили в глухом китайском Синцзяне. «Верблюд», листовой, зеленый. Вкус, правда, был как у февральской сосульки. Но верно и то, что почти прозрачный «верблюд» легко преодолевал крутейшие барханы июльской лени. После первой же чашки думалось удивительно хорошо. И свежо – что радовало особо.