Поле битвы - Берлин. ЦРУ против КГБ в холодной войне
Шрифт:
Как бы люди ни старались сохранять спокойствие, и американские военные и американские разведчики жили в постоянном напряжении. Всякого рода слухи ползли из дома в дом. Поговаривали даже о том, что если союзники попытаются эвакуировать своих родных, то западные берлинцы придут в ярость и до смерти забьют камнями женщин и детей на вокзале. Никто, в сущности, в такое не верил, однако это прибавляло страха юным американским женам.
Кризис продолжался весь 1959 год, и в конце концов было решено дать сотрудникам БОБ военное прикрытие. В об-щем-то, БОБ всегда делала вид, будто является военным подразделением. Предполагалось, что сотрудникам БОБ придется носить форму и оружие, использовать военное снаряжение и даже участвовать в оборонительных операциях, разработанных американскими военными. Те времена, когда Билл Харви настаивал на том, чтобы все вновь прибывшие ходили с оружием, остались в прошлом. Когда администратор на базе предупреждал, что многие сотрудники не имеют ни малейшего понятия, как стрелять из автомата, его военный коллега с полной серьезностью отвечал: «Не волнуйся, рядом будет сержант, он научит».
Внутри БОБ самой трудной проблемой были документы, вернее, надежность уничтожения секретных документов в случае эвакуации базы. С 1945 года накопилось довольно много бумаг. Харви держал на своих сейфах специальные термитные заряды, а на крыше БОБ на американской территории находились приспособления для быстрого уничтожения документов. Технический отдел ЦРУ продемонстрировал возможности этих приспособлений на крышах сотрудникам БОБ, однако так и не пришлось их испытать [764] .
764
Martin D Wilderness of Mirrors. (New York: Ballantine, 1990, p. 68). Страх перед «русским вторжением» был вполне реальным для тех, кто жил в Берлине после объявления ультиматума. Воспоминания, использованные в следующих параграфах, принадлежат Дэвиду Мерфи.
Предложение СССР передать властям ГДР ответственность за личный состав контрольных пунктов на железных и автомобильных дорогах не стало неожиданностью для западных союзников. В начале 1958 года они решили согласиться на восточногерманских контролеров, но рассматривать их как советских агентов и не снимать с Советов ответственности за свободное передвижение людей из Берлина и в Берлин. Однако будут ли западные союзники готовы применить ограниченные вооруженные силы, чтобы обеспечить свободный доступ в город? Правительства Великобритании и Франции все еще отказывались обсуждать этот вопрос третьего сентября 1958 года. Непонятно, насколько решение западных союзников согласиться на восточногерманских контролеров повлияло на советское заявление, сделанное в ноябре. Несмотря на то, что западная реакция на советский ультиматум едва ли не в первую очередь интересовала советскую разведку, в архиве СВР не было найдено материалов по этому вопросу [765] .
765
FRUS, 1958-1960, vol. 8, pp. 36-38.
В течение 1958 года КГБ продолжал подчеркивать свою озабоченность перевооружением Западной Германии, однако проблема Западного Берлина представляла наибольшую актуальность и для Советов, и для Восточной Германии. Новый паспортный закон ГДР, введенный 11 декабря 1957 года, предполагал жесткие наказания за «бегство из республики» (Republikflucht), отчего сразу же резко сократилось число побегов из Восточной Германии, зато столь же резко увеличилось количество беженцев через Западный Берлин. Несмотря на непрекращающиеся попытки властей ГДР перекрыть границу, западные секторы оставались основной дорогой людей, желавших покинуть Восточную Германию. И советские и восточногерманские власти были в отчаянии из-за увеличивающегося потока беженцев, особенно из среды интеллигенции. Обе стороны осыпали друг друга упреками, и все же Советы не были готовы дать ГДР разрешение на меры, которые могли бы остановить бегство восточных немцев, но осложнить отношения СССР с Западом [766] . Западный Берлин был назван «центром враждебной деятельности против ГДР и других социалистических стран», что эхом откликнулось в ультиматуме от 27 ноября [767] . Создавшаяся обстановка, утверждали Советы, стала реальной угрозой стабильности в ГДР. Делая на этом упор в своей пропаганде, Советы, по-видимому, рассчитывали убедить население стран-участниц НАТО, что защита их прав в Западном Берлине не стоит того, чтобы рисковать новой войной.
766
Hope M. Harrison «Ulbricht and the Concrete «Rose»: New Archival Evidence on the Dynamics of Soviet-East German Relations and the Berlin Crisis, 1958-1961», Working Paper 5, CWIHP, May 1993. Забавно, что, несмотря на экономические причины, подвигнувшие многих восточных немцев на побег, большинство, включая интеллигенцию, бежало из-за решений Пятого съезда СЕПГ, продемонстрировавших намерение Ульбрихта строить социализм по советской модели. Так как Советы не могли открыто критиковать эти решения, их реакция, как в письме КПСС от Юрия Андропова (28 августа 1958 года), заключалась в утверждении, что функционеры СЕПГ «не знают, как воздействовать на интеллигенцию, и нуждаются в помощи» (с. 17).
767
FRUS, 1958-1960, vol. 9, pp. 711-713.
Этот пропагандистский трюк был не нов. Еще в 1953 году «подрывные центры» в Западном Берлине были обвинены в организации забастовок и выступлений 17 июня против СЕПГ. Через год Питовранов, только что назначенный начальником аппарата КГБ в Карлсхорсте, использовал те же аргументы, когда призывал восточных немцев расширить агентурные операции против указанных «центров». В 1956 году газеты Запада и ГДР только и писали, что о «дезертирстве» важного агента американской военной разведки, который, как указывалось, принес с собой набитый документами сейф. «Neues Deutschland» опубликовала серию статей, упомянув имена известных агентов и внеся свой вклад в кампанию против американской разведки в Западном Берлине (листовки, распространявшиеся в это время в Западном Берлине, предостерегали немцев от посещения учреждений американской разведки) [768] . 27 января 1958 года КГБ с гордостью доложил Юрию Андропову, тогда члену ЦК, что сенат Западного Берлина расследует деятельность Группы борьбы против бесчеловечности, тайной организации, работавшей на Запад и к тому времени доживавшей свои последние дни. К лету 1958 года лидеры этой группы и Свободных юристов были вынуждены уйти в отставку [769] .
768
Материал Кондрашева С. А. Дезертиром был агент КГБ, который дал возможность оперативникам КГБ вынести и увезти стальной шкаф, а потом привезти его обратно на грузовике через американскую зону.
769
Доклад №1/16-291 от 27 января 1958 года, подписанный Ф.Мортиным, АСВР док. 79541, т. 10, с. 125-127.
КГБ НАЗЫВАЮТ ЗАПАДНЫЙ БЕРЛИН «ШПИОНСКИМ БОЛОТОМ»
Приоритет в массированной дипломатической и газетной кампании, поддержавшей ультиматум Хрущева, был отдан Западному Берлину как «шпионскому болоту». Ответственность за выполнение задачи возложили на КГБ и его аппарат в Карлсхорсте, а руководителем операции назначили офицера контрразведки КГБ и специалиста по Западному Берлину Юрия Яковлевича Литовкина, прибывшего в Карл-схорст (БОБ узнала о его прибытии в мае 1959 года). Кампания началась в 1958 году, когда КГБ обратился за поддержкой к разведкам восточноевропейских стран. Михаил Голеневский, источник ЦРУ в польской разведке, вспоминает, что другие службы отказались участвовать в ней, сославшись на боязнь подвести своих агентов в западных службах [770] . Тем не менее кампания началась задолго до ноябрьского ультиматума и достигла кульминации весной—летом 1959 года.
770
Part 6, «Production», undated memorandum, Goleniewski case, Paragraph D.3, p. 42. CIA-HRP.
Еще
771
АСВР док. 505891, c. 65-78, памятная записка № 23/1/1537 от 21 июня 1956 года. Как вспоминает Кондрашев, тайна «туннеля» так строго охранялась, что «сотрудники контрразведки (КИ) берлинского аппарата не были допущены к этой информации».
Читателям книг о разведке на Западе может показаться невероятным, что пропагандистская кампания такого размаха, скоординированная с важной инициативой советского МИДа, стала готовиться задолго до назначения Александра Шелепина на пост председателя КГБ в декабре 1958 года. Именно Шелепин считался инициатором создания акций «активных мероприятий» КГБ или «дезинформации» [772] . Роль Шелепина особенно ярко подана в книге Анатолия Голицына («New Lies for Old»). Голицын описывает долгосрочную интенсивную программу дезинформации, принятую Советами, и утверждает, что китайско-советский конфликт, падение Николая Чаушеску в Румынии, Пражская весна и деятельность советских диссидентов были тщательно спланированы и направлены на то, чтобы вызвать замешательство и ослабить Запад. Кое-кто все еще разделяет его взгляды и рассматривает случившееся в бывшем Советском Союзе и Восточной Европе, начиная с 1989 года, частью мастерского замысла или, как пишет Голицын, «новой методологии». Однако большинство ученых и разведчиков, отвергнув концепцию ложного китайско-советского конфликта, отрицает также и то, что идея дезинтеграции Советской империи была продумана в КГБ [773] . С другой стороны, многие бывшие сотрудники КГБ убеждены, что распад Советского Союза был организован Западом [774] . (Дополнительные материалы об активных мероприятиях в Приложении 8.)
772
In «The Organizational and Operational Tradition» the first segment of Soviet Strategic Deception, ed. Brian D. Dailey and Patrick J. Parker, Lexington, Mass.: D. C. Heath, 1087). Джон Дзяк особенно подчеркивает роль Шелепина в подготовке базы и создании нового отдела дезинформации. См.также: Heuer Richards /., Jr. Soviet Organization and Doctrine for Strategic Deception, pp. 21-54 (the same volume). Он заявляет, что «Служба «А», как назывался этот орган в последующем, начала действовать в 1959 году как отдел “Д”».
773
Golitsyn A. New Lies for Old: The Communist Strategy of Deception and Disinformation (New York: Dodd, Mead, 1984). Кондрашев полностью отрицает, будто китайско-советский конфликт был создан искусственно. Он отмечает, что главной причиной его временного назначения начальником разведки пограничных войск КГБ была напряженная ситуация на границе после кровавых событий 1969 года на острове Даманский. Результаты его инспекции советско-китайской границы убедили советское руководство в том, что китайская сторона готовилась к конфликту. В самом деле, еще в 1963 году председатель КГБ Семичастный поставил Центральный комитет в известность о «постепенном захвате советских островов» на Амуре и Уссури. См.: Прозуменщиков М. Постепенное освоение советских островов. — Источник, 6 (1995). Эта точка зрения на китайско-советский конфликт отражена также в других источниках, в одном из которых сказано, что по мере усугубления конфликта в 1960-х годах была создана особая китайская секция при службе «А» для проведения активных мер по китайской линии. В одном из документов ЦРУ, по мнению Кондрашева, содержалось ошибочное утверждение о том, что в эту секцию перешла «едва ли не половина» всех сотрудников службы, которая в то время насчитывала около ста человек (Memorandum, undated, «Department «А» [Disinformation]», CIA-HRP.
774
Из записок Кондрашева С. А.
По-видимому, есть два противоположных взгляда на обстоятельства создания в 1959 году отдела «Д», первого известного отдела дезинформации КГБ. Одни, и среди них Голицын, приписывают его создание исключительно Александру Шелепину, который стремился сделать из КГБ активную силу в «стратегической, политической, экономической и идеологической борьбе против капиталистических держав». Другие считают создание отдела «Д» следствием бюрократической и оперативной необходимости. В действительности причиной создания отдельного отдела дезинформации в рамках Первого Главного управления было стремление повысить эффективность активных мероприятий. Как вспоминал начальник управления Александр Сахаровский, предложения об активных мероприятиях, иногда фантастические или попросту непродуманные, приходили из многих резидентур и рассматривались географическими отделами в плане одобрения или отклонения. Прежде не существовало ни общего плана действий, ни центральной координации действий. Именно отдел «Д», не проводя собственных активных операций, должен был координировать деятельность агентов разных отделов и их резидентур. Помощь, экспертная оценка и в некоторых случаях одобрение соответствующих министерств и военного ведомства были необходимы, чтобы проводить активные мероприятия типа введения в заблуждение, дезинформации, компрометации или разоблачения.
Короче говоря, одной из важных причин создания отдела Д была необходимость усиления активных мероприятий для поддержки советской политики в Восточной Германии и Восточном Берлине, следовательно против Западной Германии. Для того, чтобы справиться с этой задачей заместителем начальника отдела «Д» был назначен Сергей Кондра-шев, специалист по Германии [775] .
СЕРЬЕЗНЫЕ ОБВИНЕНИЯ
В 60-х годах расширился диапазон активных мероприятий против Западной Германии. Захваченные во время Второй мировой войны немецкие документы использовались, чтобы скомпрометировать германских должностных лиц как участников наиболее отвратительных явлений нацистского режима. Государственный секретарь Ганс Глобке, генеральный инспектор бундесвера генерал Адольф Хайзингер, министр по делам беженцев Теодор Оберлендер — были мишенью разоблачительных акций. Используя доклады гестапо, отдел «Д» распустил слухи, обвиняющие канцлера Аденауэра в связях с французской разведкой. Фоном для этих операций послужила волна индивидуальных акций. Многие антисемитские вспышки насилия и вандализма, в которых обвинялись западногерманские неонацисты, были, например, в подробностях расписаны советской и восточноевропейской прессой и переданы агентами КГБ западным средствам массовой информации [776] .
775
Материал С. А. Кондрашева. Кондрашев был назначен заместителем начальника отдела «Д» в 1962 году и стал начальником службы «А» в начале 1968 года.
776
Записки Кондрашева С. А. по истории активных акций.