Поле под репу
Шрифт:
— И что же блистательная баронесса Л'лалио решила? — Тацу склонился перед хозяйкой с куда большим почтением, изяществом и желанием, чем перед грозной златовлаской.
— Вы мне нравитесь.
И улыбки-то у них одинаковые. Говорят, изредка случаются такие совпадения.
— О! — менестрель склонился ещё ниже. Если продолжит в том же духе, лоб расшибёт.
Мастер Лучель расшаркиваться перед ангелочком не стал, однако сел, как подобает, и величественно расправил плечи. Н-да, маг, повелитель природы, царь стихий — вне всяких сомнений.
— Не скажу, что все трое…
Дуня
— Но, может, мне не попадались достойные чародеи. В нашу глушь редко кто наведывается.
Странница постаралась не смотреть на волшебника. Девушке без труда это удалось, так как её занимало собственное смущение. Опять она думает о людях плохо. Зачем? Чтобы потом удивляться? Какая же она…
— Поверьте, баронесса, мастер Лучель достойный человек и чародей, — защищая то ли напарника, то ли единственную надежду вернуться домой, Тацу скорчил серьёзную мину. При общем желании истечь слюной выглядело это… С удовольствием съеденный под хорошую музыку обед явственно попросился наружу. Да чем парень думает?!
— Я тебе верю. Ты великий песнопевец, — глаза юной хозяйки сияли сапфирами. Наверное, девчонке пошла бы брошь с менестрелевской куртки, в которую Тацу вновь укутал Дуню. Самого же Тацу можно было маслом намазывать на хлеб. Наблюдая метаморфозу, видя, как умный мужчина превращается в амёбу, странница мрачнела с каждой секундой. Девушке очень-очень хотелось сказать какую-нибудь мерзость и вовсе не об ангелочке по ту сторону решётки. Ангелочке, который, похоже, и не понимал, что творит одним своим присутствием. — А ты, правда, танцорка?
Дуня не сразу сообразила, что баронесса обращается к ней.
— Всё зависит оттого, что ты… — И как это Тацу умудрился ткнуть странницу под лопатку, когда мгновение назад стоял в нескольких шагах от подопечной? — …вы имеете в виду.
Судя по внезапно порозовевшим щекам, госпожа Л'лалио имела в виду то же, что и все остальные.
— Вроде того, малышка, — буркнула, повторяясь за музыкантом, Дуня. Как ни странно, её баронесса поправлять не стала.
— И ты видела всё на свете?
— Э-ээ, кое в каких странах побывала, — уклонилась от прямого ответа узница.
Юная хозяйка кивнула, мило улыбнулась, затем попыталась сделать умное лицо — не очень-то получилось. Скорее, вышло хитрющее — как у ребёнка, которому запрещают немногое, но этого немногого шаловливое чадо и привыкло добиваться.
— Я вас освобожу, — она помолчала, красиво выдерживая паузу, — но при условии.
— А как же?.. — Дуня не поинтересовалась каком — баронесса всё равно сама скажет, а о златовласке стоило бы разузнать побольше.
— Советница? — поморщилась госпожа Л'лалио. — Я здесь хозяйка, не она. Она, конечно, мудра, не спорю, но в последнее время берёт много воли. Она мне не указ! — девчонка вновь топнула ножкой. — Вы возьмёте меня с собой?
Прежде чем Тацу успел согласиться, Дуня поспешила вмешаться. Она сама от себя не ожидала такой прыти.
— Зачем тебе? — второй тычок девушка проигнорировала, хотя менестрель опять умело — явно целился! — угодил в болевую точку. — К чему
— К чему? И ты, танцорка, меня спрашиваешь? — неподдельно удивилась юная баронесса. — Ты гуляешь там, где хочешь! Ты смотришь на мир не из-за занавеси в карете и не из узкого оконца на высокой башне! Ты не ждёшь, когда чудеса свалятся на тебя, а сама ищешь их! И ты выбираешь себе мужчин!
Как она ошибается, во всём! А уж насколько романтичное представление о проституции — у этого ангелочка с головой-то всё в порядке? Или наслушалась любовных баллад от сочинителей, вроде странствующего Тацу? Нет, не похоже — к последней его песне хозяйка отнеслась не сказать что серьёзно.
— Малышка, ты ничего не замечаешь?
— А что? — гладкий лоб девчонки пошёл складками: реакция не на обращение, а на мыслительный процесс. Госпожа Л'лалио вряд ли была глупа, она действительно не поняла намёка. — Что я должна заметить?
— Где сейчас нахожусь я, беззаботная танцорка?
— В тюрьме, — просветлела баронесса. Из-за переливающихся золотом волос и предпочтения мягких тонов в одежде казалось, что над головой посетительницы зажёгся нимб. Наивная, искренняя. Святая! Или, возможно, блаженная. — Ты находишься в тюрьме.
— А теперь представь себя на моём месте, — не сдавалась Дуня. — Мне повезло… — ложь сама сорвалась с губ, — что мою судьбы решаешь ты. Как поступил бы твой отец?
— Папа… пусть боги хранят его душу… добрый. Он отпустил бы. Я его законов не меняла. А дядя… пусть и к нему боги будут ласковы… велел бы выпороть и послать в работный дом, — кажется она поняла. — Так, всегда можно вернуться домой.
— У меня ещё не вышло, — вздохнула странница, но её слова миновали чужие уши.
— И всё лучше, чем безропотно ждать замужества! — голос хозяйки переполнял мечтательный восторг. — Дядюшка… нет, не тот… пусть ему с богами будет хорошо… а Его Величество милостиво выбрал мне супруга. Я не могу спорить с Императором, но я даже на портретах не видела своего жениха! Не знаю его имени! Говорят, он старше моего почившего отца. Старик! А ещё… ещё… сей благородный рыцарь, — она произнесла это тем же тоном, с тем же выражением, как до того златовласка поминала сэра Л'рута, что, вероятно, единственный раз в жизни поступил не как подобает, так и не дав защиту той, которой позволил всё. — Сей благородный рыцарь потерял стыд и совесть! Толкуют, он открыто живёт с любовницей и не одной! И мне велят стать женой этого?! Никогда!
— Но если ты уйдёшь с нами, тебя разве не станут искать?
— Ничего, советница скажет, что я больна и не могу выйти к людям. И траур мне не дозволяет. Нас ни за что не догонят!
Дуня с трудом подавила вскрик. Чересчур. Чересчур много совпадений! Эту девочку, это замечтавшееся дитя во что бы то ни стало следует остановить, отговорить от безумия! Но как? Дуня же не умеет. Она вообще предпочитает молча наблюдать, иногда действовать, но избрать инструментом убеждения слово, а не наглядный пример… нет, она не может, это выше её сил. Но ведь она уже начала. Да только как продолжить?