Поле под репу
Шрифт:
И странницу осенило. Ну конечно же! Как поступила бы мама? И ей надо так же. Девушка напрягла память — давно всё это было, очень давно, в детстве, когда Дуня ещё ввязывалась в драки, терялась в парках развлечения и во дворах соседних домов, шарила в садах и грядках, что коза в чужом огороде. Давно. Прямо-таки предания старины глубокой.
«Если все выпрыгнут из окна, ты тоже выпрыгнешь?»
Нет, не совсем то. О! Вот оно!
«Подобает ли…»
— Подобает ли дево… — узница осеклась, быстро исправилась. —
Хозяйка призадумалась. Кажется, арестантка попала в цель — юная баронесса не без основания считала себя центром мироздания, и ей требовалось немного повзрослеть, чтобы принять, осознать, что её теория несколько ошибочна.
— Советница о том же вещает, — кивнула собеседница. — А ещё говорит, что первый мужчина должен быть опытным.
Дуня покраснела. Вероятно, это-то испортило неплохое начало.
— Ещё советница хихикает, что раньше овдовею. А я не хочу раньше! — госпожа Л'лалио снова притопнула ножкой — длинная узкая юбка пошла завораживающей волной. — Вы просто обе мне завидуете! Советница — молодости и красоте, ты… — она, прищурившись, всмотрелась в Дуню. — А ты тоже! Ты тоже боишься своей старости! Ты не хочешь мне отдать песнопевца, хотя отлично понимаешь, что он выбрал меня. Вот!
Что?! Да… Как же…
Наверное, с узницей приключилось то же, что и в замке приснопамятного сэра Л'рута, когда девушка, пьяная от недосыпа, ослушалась пусть и ложного, но приказа начальства — не выполнила положенную работу. В результате чего, между прочим, едва не оказалась в статусе замужней леди. Вот и сейчас вряд ли Дуня была полностью в здравом уме.
— Я не слепая, вижу, что и кого выбрал! Его воля, его желания! — вспыхнула странница. — А мне-то что? Бери, если нужен — мне он и даром не сдался! — Сказав, она поняла, что пьяна. Пьяна не так, как накануне, да беда — симптомы практически те же. И язык не желал остановиться. — Только попомни свои же слова, когда станешь постарше, малышка!
Девушка зажала руками рот: если не способен разум, пусть за дело берётся плоть. Баронесса, к счастью, на странное поведение горе-наставницы не обратила внимания, испуганно отпрыгнув от решётки и вглядываясь в несправедливо — по крайней мере, со стороны Дуни — обвинённого Тацу. Затем, всхлипнув, развернулась и бросилась прочь, лишь золотистый росчерк, след взметнувшихся волос, застыл на мгновение в полумраке темницы. Лисий хвостик последовал за хозяйкой.
Дуня перевела дух. Госпожа Л'лалио обиделась — ничего хорошего для пленников, — зато подуется у себя в покоях да остынет, дурь из головушки выветрит. А если не успеет, то время для побега всё равно упустит.
— Лаура, ты что творишь? — прошипел над ухом менестрель. — Ты чем вообще думаешь? Она же нас почти выпустила!
Странница посмотрела на музыканта. Тот вовсе не представлялся разогретым киселём, будто это не Тацу мгновение
— Но… я…
Оба сокамерника взирали на неё… с брезгливостью? Но почему? За что? Что она такого сделала?
— Ведь мы выберемся, как-нибудь, — неуверенно начала Дуня. — Зачем же портить жизнь наивной девице?
— Портить жизнь? — покачал головой мастер Лучель. — Похоже, я ошибся. Извини, девочка, ты и впрямь такая, какой кажешься. — Он расслабился и потёр виски, скрипуче вздохнул, позвякивая многочисленными украшениями. Точь-в-точь сухое дерево, увешенное колокольчиками… и денёк ветреный. — Как же здесь неуютно! И что ж нам так не везёт? Саламандра, газ. Теперь — вот это. Чем же здесь магию блокируют? Не пойму никак — никогда с такой системой не сталкивался.
— Не причитай, Лу.
— Я размышляю, мальчик мой, — фыркнул чародей. Он не был расстроен тем, что не понравился смазливой малолетке. — Девочка-девочка, нам бы выйти за ограничительный периметр — и поминай как звали.
— А госпожа Л'лалио?
— А что госпожа? — пожал плечами Тацу. — Верно, мы собирались ею воспользоваться, потому подыграли. Знаю я таких, пересекался, — он отошёл. Судя по отстранённым, холодным глазам, парень обиделся. Было за что — какое право Дуня имела разбазаривать его персону? Никакого. Но… она же всего лишь сказала то, что следовало. Ну, ещё немного разозлилась. — Разбалованный, эгоистичный ребёнок. Испортить ей жизнь трудно. Хотя бы потому, Лаура, что это опасно для собственной жизни. Мы хотели… смыться. А ты…
А она? А она всё испортила душеспасительной речью. Проявила инициативу, понимаешь ли. Всегда молчала — зачем сейчас вмешалась?
Дуня устало опустилась на койку. За дверью заскрежетало. Златовласка вернулась?
Не совсем. На пороге вместо златовласки стоял златокудрый ангелочек — баронесса не испугалась мрачного предупреждения, она, похоже, бегала за шубкой, которая и лежала-то не очень далеко, где-нибудь в караулке, у стражи. Юная хозяйка хорошо подготовилась. По крайней мере, ей так казалось: на дворе лютовала зима, поэтому красотка укуталась в некое подобие манто — серебристый, в рыжих пятнах мех сиял в свете чадящих факелов с той же силой, что и волосы госпожи Л'лалио. Собственно, на этом сборы девчонки в дальний поход закончились — не было видно ни тюков с запасами, ни тёплой одежды для узников. Возможно, то и другое лежало там же, где до сего момента дожидалась хозяйку шуба, но вряд ли — для чего тогда девица облачилась в манто? Неужели только для того, чтобы показать, как она будет хороша среди снегов?
— Если не хочешь идти с нами, оставайся, танцорка.
— Э нет, — вновь поднялся Тацу. Госпожа Л'лалио восторженно задрала подбородок. Как Дуня её понимала. — Блистательная баронесса, танцорка пойдёт с нами. Или мы никуда не пойдём.
Странница озадаченно моргнула: и как это вяжется с тем выговором, который менестрель с магом только что ей устроили? Хозяйка надула губки — она тоже не понимала, куда клонит избранник.
— Первое правило циркачей и путешественников, — подхватил мастер Лучель. — Куда один — туда и все.