Поле зрения
Шрифт:
Эль, как от удара электрическим током, дернулась вперед и ткнула пальцем в стекло. Джеймс нажал на тормоз.
– В чем дело?
– Видишь его?
– Кого?
– Я что, по-твоему, спятила? Неужели не видишь?
Джеймс прищурился от раскаленно-белого солнечного света и проследил, куда указывал ее палец. Затем остановил «тойоту», отчего ему стало совсем не по себе – мужчина в эту самую минуту мог гнаться за ними на своем безобразном черном джипе. Вот о чем следовало беспокоиться. Этот тип мог материализоваться за спиной в любой момент, и ни одна живая
– Не вижу ничего, кроме пустыни, дорогая.
– А ты приглядись, и удивишь его. – Теперь она говорила едва различимым за ворчанием двигателя шепотом.
Он заметил, как дрожит ее палец. То, как Эль произнесла слово «его», испугало Джеймса. Словно жена упомянула дьявола или нечто подобное. Автомобильные стекла, скрипнув, опустились, и в салон, нарушая покой, словно под давлением, ворвался воздух пустыни. И вместе с ним запах. Джеймс заметил, что последние сто миль здешняя бесплодная земля отличалась своеобразным ароматом – пыли, растрескавшихся камней и гниения воды. Он снова ощутил его в ворвавшемся в машину воздухе и почувствовал тошноту.
– Тебе нужны очки, – сказала Эль, что, надо признать, соответствовало действительности.
– Я его вижу.
Его, или ее, или некое существо. Миниатюрную человеческую фигуру, бредущую к ним в нескольких сотнях ярдов ниже по тянувшейся в глубокую впадину дороге. Голова опущена, руки сцеплены на животе, на открытом пространстве он казался карликом. Может, путешествует на попутках? Джеймс не мог представить, какому идиоту стукнет в голову ходить здесь в одиночку. Через час от солнца пересыхает во рту, через два возникает ощущение, будто веки превратились в наждачную бумагу. Через три – человек по макушку погружается в безумие и начинает игры со смертью.
Джеймс провел языком по саднящей, распухшей губе. Может, водитель того грузовика?
– Тенистый спуск, – проговорила Эль.
– Что?
Она показала на воткнутый возле дороги кусок плавника, на выбеленном дереве которого то ли прибором для выжигания, то ли раскаленным металлом были выведены буквы. Почерк детский, с нарочитыми закруглениями и сужающимися промежутками между буквами там, где деревяшка сходила на конус.
Эль фыркнула.
– Не вижу здесь ничего угрожающего.
– Ничегошеньки.
Все что угодно, только не поворачивать назад, твердо решил Джеймс.
Нажав на газ, он продолжал путь по объезду, который теперь получил имя – Тенистый спуск, хотя в нем ничто не напоминало не только тень, но и дорогу. Человек стал виден в середине ветрового стекла и, когда они перевалили за край впадины и двинулись вниз, принялся постепенно увеличиваться. Джеймс вспомнил американские горки – сначала подъем в высшую точку, затем момент невозврата и путь только вниз. Они нырнули ко дну, и дорога сделалась еще хуже. Подвеску трясло на выбоинах, педаль под ногой вибрировала, камни колотили в шасси. На заднем сиденье громко брякала книжная полка.
Джеймс поймал себя на том, что больше следит за фигурой вдали, чем за дорогой.
– Прямо вулкан Сент-Хеленс, – заметила Эль.
Джеймс промолчал.
– Почему ты не смеешься? Ты всегда смеешься.
Когда они жили в Сакраменто, то понятия не имели, что их сосед синтезирует метамфетамин – себе или на продажу. Но однажды проснулись оттого, что под дверь их спальни валили клубы дыма. Лаборатория взорвалась таким оригинальным образом, что огненный шар влетел прямо в их гостиную. Пожарный сравнил это событие со знаменитым извержением вулкана 1980 года в штате Вашингтон. Ничего смешного – усатый старик лишь заметил, что в их доме случился настоящий Сент-Хеленс – но Джеймс почему-то смеялся до слез. Эль тоже. Вероятно, их сочли сумасшедшими. Два человека надрываются от хохота, потому что уничтожен их дом и погиб сосед. Подчас страшное и забавное странным образом уживаются рядом.
– Взрыв как… при извержении Сент-Хеленс.
Под днищем опять брякнуло. Мотор издал звук, будто хлестнули стальным кабелем. На задних сиденьях стронулись с места и скрипнули коробки и мебель. Джеймс надавил на тормоз, надеясь, что покрышка цела. Этого здесь только не хватало.
Теперь от человека, который все так же брел по дороге, их отделяло двадцать ярдов. На нем были джинсы и бледно-желтая куртка. В следующий момент Джеймс увидел нечто такое, от чего у него похолодело внутри, – пришпиленные на спине белые буквы.
– МПР, как это расшифровывается? – спросила Эль.
Джеймс сглотнул застрявший в горле ком.
– Не знаю.
Там, где они чуть не наскочили на полицейский автомобиль, жена не заметила стикера на бампере. Джеймс не хотел скрывать от нее что-то, но не смог пересилить себя и сказать.
МПР.
Еще одна странность: почему этот человек, ускользнувший от «косолапого» стража порядка, не оборачивается посмотреть на догоняющую его машину? Должен же он слышать тарахтение мотора, грохот подвески на выбоинах, шуршание покрышек по гравию. А он, будто в упрямом оцепенении, продолжает путь по этому Тенистому спуску, опустив голову, пряча лицо и сжимая в подрагивающей руке какой-то небольшой предмет. Джеймс не мог разглядеть, что это такое.
– Что он несет?
– Мобильный телефон. – Угол обзора Эль с пассажирского сиденья был лучше, чем у него. – Похоже, пытается поймать сигнал. – Она вытащила из сумочки свой старый допотопный «самсунг» и открыла крышку.
– Нет черточек?
Она покачала головой.
Вот тебе и служба спасения. Потрясающе!
Джеймс подал три сигнала – два коротких и длинный. И когда человек не отреагировал, почувствовал в животе ту легкость, которую обычно ощущал во время взлета самолета. Эль, демонстрируя мастерское умение утверждать очевидное, промолвила: