Полет бабочки. Восстановить стертое
Шрифт:
День был яркий, солнечный даже к вечеру, поэтому мои темные очки никого удивить не могли. Я повязала голову косынкой, надела подаренный плащ, длинный и широкий. Положила в карман немного денег и подошла к бабе Глаше с вопросом, как доехать до улицы Пирогова.
— А прямо туда та самая маршрутка идет, на которой мы с вокзала ехали, шестерка «а», — ничуть ни удивясь, ответила она. — Поднимешься наверх, встанешь у гаражей. Когда поедет мимо, помаши ей. Хотя там всегда кто-то выходит, и так остановится. Проедет мимо вокзала, потом свернет на Платановую аллею. Потом будет мост через реку,
Она поправила мне воротник плаща и перекрестила меня.
Выйдя за ворота, я словно подобралась в комочек. «Ну и плевать! — твердила она себе. — Пусть смотрят!»
Карабкаться в гору партизанской тропой не хотелось — уж больно круто. Прошла по узкой улице до лестницы, никого не встретив. Лаяли за заборами собаки, прогудел где-то вдалеке поезд. Теплый ветерок ласково гладил по щеке. Хотелось радоваться жизни и ждать чего-то светлого, но… не получалось. И так от этого было обидно, что я чуть не расплакалась.
Когда я была уже почти на самом верху лестницы — раскрасневшаяся, расстегнувшая плащ, едва передвигающая ноги, когда навстречу попалась женщина с пуделем на поводке. Посмотрев на меня, она вздрогнула и быстро отвела взгляд.
Я проглотила колючий комок, сцепила зубы. Перевела дыхание и пошла дальше. Неприятно, но… терпимо. Лиха беда начало.
Пропетляв между частными домами и гаражами, я вышла к тому месту, где останавливалась маршрутка. Там уже стояли две женщины с мальчиком и пожилой мужчина. Я внутренне напряглась, готовая снова кричать про себя: «Ну и пусть, наплевать!» Первая реакция людей, увидевших мое лицо, была в общем-то одинаковой: они либо вздрагивали, либо просто замирали, как это бывает, когда увидишь что-то неожиданное, неприятное. Потом одни отводили взгляд — вежливо или с плохо скрываемым отвращением, другие, наоборот, начинали разглядывать меня со злорадным любопытством. Встречались и такие, которые вздыхали с жалостью, но от этого было едва ли не тяжелее.
Снова подул ветерок, и я, только что зло твердившая про себя «плевать», словно услышала чей-то голос, теплый, зеленовато-золотистый, пахнущий нагретым на солнце виноградом: «Потерпи». И — странно! — мне сразу стало легче. Я как будто мгновенно оказалась за высокой стеной, где чужие любопытные взгляды уже не могли меня достать.
Маршрутка ехала по городу, я жадно смотрела в окно. Гостиница «Москва», фонтан, кинотеатр «Спутник», парк «Ривьера». Нет, ничего. Вот начали подниматься в гору мимо утопающих в зелени санаториев и коттеджей за высокими заборами.
— Горбольница, пожалуйста. — Водитель притормозил на остановке у дома, похожего на небольшой замок. — Пирогова — через дорогу и вниз.
Я перешла на другую сторону, удивившись, что машины послушно остановились перед пешеходами, пересекла небольшой рынок и оказалась на улице Пирогова.
— Шестой дом — там, — замахали руками в разные стороны бабульки, торгующие у магазина воблой и семечками.
Шестых домов оказалось целых три — немного облезлые двенадцатиэтажные «свечки», разукрашенные цветными прямоугольниками,
Звонок не работал. Пришлось стучать. Какое-то время за дверью было тихо, потом глазок вспыхнул светлой точкой.
— Кто? — спросил бодрый тенорок.
— Я к Варе… к Валерию Петровичу. — Я моментально вспотела и запуталась языком.
Дверь приоткрылась, из-за нее выглянул высокий светловолосый мужчина лет тридцати пяти, одетый в синий спортивный костюм. На резинку штанов нависало аккуратное «пивное» брюшко, хотя сам по себе мужчина был довольно худощав. В волосах, кудрявых и пушистых, как одуванчик, со лба и до самой макушки прогрызли ходы коварные залысины.
Это мой муж?!
— Слушаю вас, — с долей сомнения сказал Валерий, вежливо и старательно глядя куда-то в район моего живота.
Я совершенно растерялась, внезапно прочувствовав до конца абсурд ситуации, и пробубнила невнятно:
— Я, наверно, Марина.
— Марина? — Валерий вскинул брови к самым залысинам. — Какая Марина? И почему «наверно»? Вы что, не знаете, кто вы? Что за бред?
— Валерик, кто там? — донесся из квартиры тоненький женский голосок.
— Это ко мне.
Валерий вышел на площадку, прикрыл за собой дверь и прислонился к ограждению.
— Так что? — спросил он, вынимая из кармана куртки пачку сигарет и зажигалку.
Я набрала побольше воздуху и начала рассказывать. Ничего во мне при виде этого человека не отозвалось, только снова и снова шевелилось странное тягостное чувство: это мой муж?! Пусть даже бывший. Это был первый человек, которого я должна была знать, но не знала. Потому что не помнила. Или все-таки не муж? Но тогда я, конечно, не Марина Слободина.
— С ума сойти! — выслушав меня, Валерий погасил сигарету и аккуратно пристроил окурок в стоящую в уголке баночку из-под горошка — наверно, здесь была его обычная курилка. — Да, я помню, мне звонили из милиции, интересовались, где ты можешь быть. А я откуда знаю? Я тебя не видел с самого развода. Если, конечно, ты — это ты. Я ведь так понял, стопроцентной уверенности в этом нет?
— Нет, — вздохнула я виновато. — Так что Мариной называю себя, можно сказать, условно. И билет, который нашли у меня в кармане, вполне мог быть и не моим. Хотя в Сочи я бывала, это точно, кое-что я все-таки вспомнила.
— Значит, у тебя нет ни документов, ничего?
— Нет.
— Как же ты тогда?..
— Да вот так. Приютила одна бабулька. Теперь пытаюсь вспомнить хоть что-то. Врач сказал, что это вполне возможно. Мне дали телефон адвоката, который мог бы помочь, если я действительно что-то стоящее вспомню. Ну, что могло бы доказать, что я — это я. Скажите, а у Марины были какие-нибудь особые приметы? — Я обращалась к нему на «вы», хотя он сразу перешел на «ты». — Вы ведь должны это знать. Ну, там, родинки, шрамы?