Полет дракона
Шрифт:
Первое, что бросилось в глаза Ли и Фэю в сравнении Рима с их родиной, это значительно более развязное и шумное поведение людей на улицах. В Неаполе, при всей энергичности и веселом нраве местных жителей, они такого не наблюдали.
Повсюду раздавались громкие голоса, смех; собеседники жестикулировали, иногда, довольно яростно.
– Создается впечатление, что все они изрядно выпили. – Сказал Фэй.
– Да.
– Отозвался один из офицеров.
– Ведут они себя очень оживленно.
– Может быть, у них какой-нибудь праздник? – Предположил Ли.
– Вы не скажете, уважаемый, -
– В Риме всегда праздник! – Ответил тот и, приветливо улыбнувшись, проследовал дальше.
Шумную оживленность римской жизни не раз отмечали античные авторы.
Зачем, ты хочешь знать, в сухой Номент {166} часто
На дачу я спешу под скромный кров ларов?
Да, ни подумать, спарс, не отдохнуть места
166
Номент – небольшой городок в предместье Рима.
Для бедных в Риме нет: кричит всегда утром
Учитель школьный там, а ввечеру – пекарь.
Там день-деньской все молотком стучит медник;
Меняло здесь с кучей Нероновых денег
О грязный стол гремит монетой со скуки,
А там еще ковач испанского злата
Блестящим молотком стертый бьет камень…
Марциал
Будучи твердо убежденными в том, что любые переговоры следует вести с консулом Марием, Ли и его спутники шли к Форуму. Правда, еще по дороге в Рим один из попутчиков сказал им, что заключение мирных договоров находится в ведении Сената. Но, монархическое мировоззрение Ли не могло смириться с необходимостью общения с тремя сотнями человек поочередно, или даже одновременно. Тем более, что Сын Неба послал их не к расплывчатому, в сознании Ли, скопищу людей, а к Правителю Рима. И таким Правителем в настоящее время, как ему говорили, как раз и являлся консул Гай Марий.
По пути ханьцы миновали несколько небольших шумных площадей, заполненных людьми и многочисленными лавками. Здесь продавали цветы, ткани, продукты, книги, посуду и множество других разнообразных товаров.
На улицах было много статуй и памятников.
Торговые лавки перемежались помостами, с выставленными для всеобщего обозрения заморскими редкостями, клетками с диковинными животными, растениями, древними, огромных размеров костями неизвестных чудовищ. В одном месте двое римлян демонстрировали скелет человека гигантского роста. За пару мелких монет можно было подняться на помост и заглянуть в деревянный ящик, где лежали мумифицированные останки ребенка с двумя головами.
Искусство ловкости рук показывали уличные фокусники и акробаты. Среди них было немало уродов, выставляющих дефекты своего тела напоказ.
Повсюду располагались трактиры, пивные и харчевни, напитки в которых лились, по-видимому, рекой, так как на улицах попадалось немало пьяных.
В толпе орудовали воры.
«Будьте осторожны в Риме!». – Еще в Селевкии наставлял ханьцев Авл. – «Особенно по ночам».
– Их женщины довольно милы! – Заметил Фэй, разглядывая римлянок.
– Они станут еще милее, если мы будем одевать их в наши шелка. – Ответил один из офицеров, и показал на римлянку в шелковой
Выйдя к Форуму, путешественники некоторое время бродили среди праздношатающихся зевак, и разглядывали здания, чьи имена позднее будут известны всему миру: Комиций, Ростры, Курия, Регия, в которой хранился священный щит, принадлежавший богу Марсу, и знаменитый Черный Камень, под которым, по преданию, был похоронен сам основатель Рима – Ромул.
Римляне сходились к Форуму еще до зари на протяжении не одной сотни лет. Здесь продавали и покупали, обсуждали последние новости, слушали выступления ораторов, накал речи которых нередко приводил к кровавым дракам. В толпе гуляк, торговцев и многочисленных чиновников шастали сутенеры, предлагая окружающим продажных девок.
Возвышенное здесь самым причудливым образом сочеталось с низменным, священное с порочным, благородное с подлым.
Ничего подобного не могло иметь места вблизи императорских дворцов в империи Хань.
Впрочем, ханьцы, много повидавшие на своем пути, мало чему удивлялись. Они просто пытались разобраться в происходящем.
У здания Сената собралась большая толпа возбужденных людей. Не скрывая своего раздражения, они гневно жестикулировали и, время от времени, разражались громкими криками.
Только невозмутимая стража удерживала их от желания ворваться внутрь величественного здания.
По прошествии некоторого времени из дверей Сената вышли два десятка вооруженных воинов, которые образовали живой коридор. Вслед за ними сразу же двинулось несколько человек, облаченных в тяжелые, белые тоги. На ногах у всех были красные сандалии.
Толпа яростно взревела, и принялась осыпать их насмешками и оскорблениями. В идущих полетели огрызки яблок, и тухлые яйца, одно из которых попало в голову седовласому римлянину, и вонючей жижей залило его глаз и тогу.
– Преступники! – Пояснил Фэй своим спутникам. – Видимо, Сенат только что осудил их на смертную казнь.
– Вы не скажете, за что осуждены эти злоумышленники? – Обратился он к стоящему поблизости римлянину.
– Я не совсем понял твой вопрос, чужеземец. Будь любезен, повтори его еще раз. – Ответил тот.
Фэй попробовал построить фразу иначе.
Римлянин недоуменно посмотрел на ханьца, затем громко расхохотался.
– Чужеземец, они не преступники! Эти люди – сенаторы! Правительство Великого Рима!
На мгновение Фэй потерял дар речи.
Римлянин, который откровенно наслаждался замешательством собеседника, видимо, что-то сообразил, потому что счел нужным пояснить:
– Они не оправдали доверия своих избирателей. Вот люди и выражают недовольство. Сенат это – разум народа. И, если этот разум глупеет, его следует привести в чувство. UTQUE IN CORPORIBUS SIC IN IMPERIO GRAVISSIMUS EST MORBUS QUI А CAPITE DIFFUNDITUR! {167}
Сенаторы, между тем, благополучно миновали рассвирепевшую толпу, и скрылись в одной из базилик.
167
Как в человеке, так и в государстве, тяжелее всего болезнь, начинающаяся с головы (лат.).