Полет дракона
Шрифт:
ЧАСТЬ V
ВОЗМЕЗДИЕ
Фэй не ошибся. Катон, действительно, был доволен собой и жизнью. Заколов сенатора Меммия кинжалом, украденным у соседей-варваров, он спешно покинул место преступления.
Окольными путями добрался до Виа Фламиниа, и долго сидел в кустах, не решаясь подойти к повозке
Не увидев поблизости никого, кроме сидящего в повозке человека, Катон вышел из укрытия, обменялся несколькими фразами с возницей, затем занял его место и покатил в сторону от Рима.
В этой жизни он не доверял ни одному человеку. И потому, отъехав на некоторое расстояние, остановил лошадь, залез в повозку, где под капустой и грудой зелени обнаружил несколько мешков с деньгами.
Геркулес не обманул.
Наличие денег означало многое и, в первую очередь, надежды на будущее. Геркулес вполне мог расправиться с ним, или не расплатиться. Он этого не сделал. Следовательно, Катон ему еще нужен. Впрочем, при таких деньгах можно и не возвращаться в Рим.
Часть своих денег Катон спрятал в надежном месте, и через три дня, благополучно отплыл на корабле в Египет.
В Александрии он уже побывал два года назад, и успел завязать полезные знакомства.
Будучи человеком деятельным Катон не терял времени даром. На следующий день после приезда он уже обсуждал с серьезными людьми возможные приложения своих талантов. Некоторых из них он знал еще по Риму.
– Работорговля! – Сказал ему один из них. – Это лучший способ вложения денег, если, конечно, они у тебя есть. Раз в две недели с юга привозят партию рабов. Часть из них мы скупаем по дешевке, сажаем на корабль, и отправляем на остров Делос {218} , где продаем по более высокой цене.
218
остров Делос – один из центров работорговли Древнего Мира.
Послезавтра должны прибыть рабы из Мемфиса. Можешь вложить деньги в свою часть товара.
Катон согласился, и уже через два дня хозяйским оком осматривал несколько десятков несчастных, чья участь была предрешена.
В основном, это были негры из центральной Африки. Некоторые из женщин держали на руках младенцев. Были и дети постарше: от трех до пяти лет.
– А это еще что? – Недовольно спросил Катон. – Щенки мне ни к чему. Передохнут в пути, да и корм лишний.
– Ты не прав, Детей можно продать и здесь, причем, довольно выгодно. – Посоветовал один из работорговцев. – Вон там стоит человек из Нумидии. Обратись к нему. Он скупает детей для каких-то своих целей. Часть из них он калечит, лишая глаз, рук, заостряет им черепа специальным приспособлением, или делает их горбатыми карликами, а потом продает на «рынке чудес» для развлечения состоятельных людей.
– И то дело. – Согласился Катон.
Коротко переговорив с нумидийцем, он приказал отнять детей у их родителей.
Дикая по своей жестокости сцена не произвела на окружающих никакого впечатления.
Цинично-утилитарное отношение к рабскому труду пронизывало все общественное сознание того времени. И немного нашлось бы сердец, которые дрогнули при виде того, как у матери отбирают самое дорогое: ее дитя.
Здесь стоит привести высказывание известного римского государственного деятеля Катона Старшего:
Хозяин мог сделать со своим рабом все, что ему заблагорассудится. Мог убить его, оскопить, распять в качестве наказания, или прибить его к корабельной мачте, как это сделал Император Адриан со своим управляющим.
Но, даже в то, жестокое время, находились люди, возвышающие свой голос против рабства и унижения человеческого достоинства. К ним принадлежал великий древнегреческий писатель и историк Плутарх, отозвавшийся на бесчеловечные взгляды Катона Старшего такими словами: «Нельзя обращаться с живыми существами так же, как с сандалиями или горшками, которые выбрасывают, когда они от долгой службы прохудятся и придут в негодность, и если уж не по какой-либо иной причине, то хотя бы в интересах человеколюбия должно обходиться с ними мягко и ласково. Сам я не то что одряхлевшего человека, но даже старого вола не продал бы, лишая его земли, на которой он воспитался, и привычного образа жизни ради ничтожного барыша, словно отправляя его в изгнание, когда он уже одинаково не нужен ни покупателю, ни продавцу».
Разобравшись с торговыми делами, Катон отправился в ближайшую харчевню, где застал за трапезой одного из своих новых соратников по работорговле. Они заказали на двоих кувшин ячменного пива и, потягивая темную жидкость, лениво делились впечатлениями прожитого дня.
– Есть еще одно выгодное дельце.
– Понизив голос, сообщил Катону собеседник. – Обделав его, ты сможешь не думать о хлебе насущном всю оставшуюся жизнь. Правда, оно требует смелости и умения рисковать. Ты готов?
– Рассказывай, Тит. – Сказал Катон вместо ответа.
– Я знаю тебя еще по Риму, и полагаю, что нам с тобой оно по плечу.
Здесь Тит приблизил свое лицо к Катону и прошептал:
– На днях отсюда в Мемфис отправляют золотую утварь для храма. В охране есть наш человек. Я знаю дорогу, которой они пойдут. Их путь пролегает через заброшенное селение. В нем есть пустующие здания, расположенные у самой дороги. В них можно устроить засаду и перестрелять сопровождающих из луков. У меня уже есть люди на примете.
– Сколько человек составляет охрана?
– Пятнадцать.
– Так и нам понадобится не меньше.
– Я думал о двадцати.
– Не многовато ли? Делиться надо…
– Делиться не придется.
– Почему?
Тит огляделся по сторонам.
– Давай-ка пойдем на свежий воздух. Все же там поменьше ушей.
Уже у самой гавани, под шум моря, он поделился с Катоном своим планом.
– Те места я знаю, так же хорошо, как и лысину своего папаши. На земле немного мест, где можно спрятать сокровища так же надежно, как там. Все войско Птолемея может искать его и никогда не найдет.
После того, как охрана будет перебита, мы с помощью наемников перетащим сокровище в укромное место. Там же, честно отдадим каждому его долю. Там же отпразднуем успех. Вино и пищу возьмем с собой.
Тит сделал паузу и добавил:
– Вино будет отравлено.
– Но мы не можем не пить вместе со всеми. Это вызовет подозрение.
– Я упомянул лысину своего отца, но не сказал тебе, что она нашла свое место на голове весьма неглупого человека. Он – лекарь, и знаток всевозможных трав. Именно он и посоветовал мне отравить вино. Мы же с тобой перед тем, как его употребить, примем противоядие. В худшем случае тебя лишь немного затошнит.