Полет дракона
Шрифт:
Одиноко и, казалось, растерянно стоящий воин из охраны обоза отбросил в сторону короткий меч, и медленно пошел навстречу выбегающим из зданий вооруженным наемникам.
Сначала упал, споткнувшись, один из них, потом второй. Затем они все, один за другим, как безвольные тряпичные куклы стали опускаться на землю, и заваливаться набок, хрипя и выпучив глаза.
Странный воин не делал ничего. Он только поворачивал голову, и смотрел в лица своих врагов.
Это было настолько страшно, что Тит с трудом взглянул на Катона, и выдохнул сведенным
– Колду-у-н….
Его голос скорее был похож на вой издыхающей гиены, чем на голос человека.
– -Ы-ы-э-э-э….
– Промычал парализованный ужасом Катон.
Все наемники были мертвы. Не ушел никто. Но Юань знал, что бой не закончился. Медленно поворачивая голову, он оглядывал близстоящие здания. Он видел сквозь стены.
Две жалкие, замершие от страха человеческие фигуры, прижались к стене, на втором этаже дома.
«Идите сюда!» - Приказал он им, не раскрывая рта.
Катон и Тит вышли из здания и, как зачарованные, механически переставляя ноги, пошли к Юаню.
Они не могли отвести взгляда от глаз неведомого, грозного воина.
С каждым шагом они чувствовали, как их души сгорают, корчатся в невыносимом пламени, стеной окружившем этого человека.
Первым умер Тит. Его сердце разорвалось еще до того, как безжизненное тело распростерлось на земле.
За ним, с посиневшим от удушья лицом, в небытие ушел Катон. Последнее, что он видел в своей жизни, была страшная, оскаленная пасть, бросившегося на него огромного тигра…
«Могут ли души умирать?» - Вопросил кто-то в мертвой тишине сильным, звучным голосом. И Юань удивился, ибо все, кто остался жив вокруг него, молчали, потрясенные произошедшим на их глазах действом.
«Да!» - Ответил голос, идущий откуда-то свыше. – «Многие погибают, спускаясь в материю. Душа есть дочь небес, и ее странствие есть испытание. Если в своей безудержной любви к материи она потеряет воспоминание о своем происхождении, таившаяся в ней божественная искра, способная превратиться в сияющую звезду, возвращается обратно в эфирное пространство, и душа рассеивается в вихрях грубых элементов» {219} .
219
Ничто в этом мире не теряется бесследно. Голоса Великих Учителей человечества звучат и поныне. Юань услышал голос и слова Осириса, сказанные им Гермесу Трисмегисту – великому Посвященному Древнего Мира.
Убедившись в том, что им больше никто не угрожает, Юань подошел к Ли-цин, опустился на колени, надрезал кинжалом ворот ее рубахи и внимательно осмотрел то место, в которое вошла стрела. Ранение было касательным, и наконечник стрелы пробил только мягкие плечевые ткани.
Юань облегченно вздохнул.
– Дайте воды! –
Воду подали сразу же.
Девушка была без сознания но, когда Юань прикоснулся к стреле, она глухо застонала.
Нажатием нескольких точек он, по мере возможности, обезболил оперируемое место, сделал глубокий надрез и удалил застрявшую стрелу.
Из глаз Ли-цин текли слезы.
– Потерпи, девочка! Потерпи! – Просил ее Юань на языке хань-жэнь.
– Я не знаю ни одного лекарственного растения в вашей стране. – Обратился он к своим спутникам.
– Может быть, вы подскажете, нет ли ее среди этой травы у зданий?
Один из них, с наголо обритой головой, протянул ему кожаный мешочек с сухим, травяным порошком.
– Надо просто присыпать рану.
– Пояснил он.
Окончив процедуру, Юань перевязал девушку, и она уснула.
Ханец поднялся на ноги и окинул взглядом поле битвы. Пятеро его спутников были убиты. Шестеро ранены. Остальным повезло: стрелы грабителей их миновали. Среди них был и начальник охраны. Ни одной царапины не было и на теле Юаня.
Ранеными занимался тот самый человек, который дал ему целебный порошок.
К Юаню подошел начальник охраны, и склонился перед ним в глубоком поклоне.
– Кто ты? – Спросил он. – Ты спас нам жизнь. Ты не можешь быть простым воином.
– Я воин. – Ответил Юань – Просто воин, и ничего больше.
В путь двинулись только на следующий день, после того, как похоронили убитых.
Ли-цин пришла в сознание, и явно чувствовала себя лучше.
Весь отряд уже знал, что молодой воин с Востока оказался девушкой, но вопросов никто не задавал.
К Юаню относились, как к ожившему богу, и смотрели на него со смешанным чувством страха и почтения.
Человек с обритой наголо головой несколько раз подходил к Ли-цин, и слушал ее пульс.
– Ты врач? – Спросил Юань.
– Нет. Я Сефхет – жрец храма, для которого мы везем золотую утварь.
– Какому богу вы поклоняетесь?
– Серапису.
– Кто он?
– Умерший священный бык Апис, возвысившийся до верховного божества Осириса.
– Когда мы будем на месте?
– Дня через три. Вы можете остаться при храме до тех пор, пока твоя жена не окрепнет.
– Девушка не моя жена. Просто Небо поручило мне охранять ее жизнь.
Долгое время они ехали молча, потом Сефхет спросил:
– Кто и где учил тебя колдовству, чужеземец?
– Я не колдун. Я – воин. Этому искусству меня учили на родине. – Ответил Юань.
Через три дня отряд пришел в Мемфис. Юаня и Ли-цин встретили с почетом, и поселили рядом с храмом.
Спустя несколько дней Ли-цин окрепла настолько, что смогла прогуливаться с Юанем в окрестностях храма. Она сменила штаны и рубаху воина на одеяние египетской девушки, и Юань не мог не признать, что оно ей очень к лицу.