Полёт мотылька

Лин Брук

— Нет-нет. Не стоит — произношу тихо и, взглянув на кулон ещё раз, откладываю его в сторону.

— Кажется, она причиняет тебе боль — отмечает с досадой.

— Мне сейчас все причиняет боль.

Отвернувшись обратно к окну, прикрываю его. И как только спускаюсь с подоконника, Альберт останавливает меня своей крепкой хваткой.

— Хочешь, улетим на отдых? — шепчет на ухо, прижавшись близко.

Не желая чувствовать его дыхания на коже, я отстраняюсь, отвернув лицо в сторону.

И

как только я подпускала его к себе раньше? Как могла ложиться с ним в одну постель, давать ему себя? Как? Если сейчас от каждого его прикосновения становится так дурно и страшно.

— Не сейчас — отвечаю твёрдо.

«Не с тобой.» — заканчиваю мысленно.

Я отхожу от него, но он резко хватает меня за кисть руки и притягивает меня обратно к себе.

— Сколько ты ещё будешь избегать меня?! Избегать взглядов со мной, объятий?!

Молчание — единственный ответ, которые я даю ему на его вопрос.

— Сколько ещё слез я должен вытереть с твоего лица, чтобы ты отпустила прошлое и приняла меня?

— О чем ты? — испугано смотрю ему в глаза.

— Ты хочешь, чтобы я озвучил это вслух?

«Я не знаю, чего я хочу» — с досадой отмечаю про себя.

Но сейчас я просто боюсь. Боюсь глаз Альберта, его уверенной ухмылки. Они не пророчат добра.

— Я больше не хочу видеть тебя в таком состоянии! Ты моя жена, ты живешь в моем доме. И печаль твоя и улыбка должны принадлежать только мне.

И снова не смею сказать и слова. Смотрю на него подбито и жду, что же будет дальше.

— Все это, — указывает на мое лицо, — Моё. И это, — прижимает сильней за талию. — Тоже моё. Законно и бесповоротно.

Единственное, что просыпается во мне в эти секунду — это противостояние. Разум тянется к Альберту, объясняет, что так правильно, так нужно, но мелкие осколки сердца продолжают сопротивляться здравому смыслу и не желают видеть рядом со мной никого, кроме Давида.

— Надеюсь, с ним ты была так же строптива! — выцедив эти слова, он отпускает меня и немедленно покидает комнату, оставив меня наедине с самой с собой.

Я пошатываюсь и прижимаюсь к стенке.

Он все знает.

Знает, но продолжает быть рядом. И от этого только хуже. Я чувствую себя слишком падко перед его благородством. И понимаю, что недостойна к себе такого отношения. Его забота теперь кажется для меня ещё более удивительной и невообразимой. Весь оставшийся вечер, я не нахожу себе места, теряясь в мыслях и эмоциях и потихоньку схожу с ума.

Когда родители уезжают, а за окном начинает царить ночная мгла, я нахожу в себе смелость и прохожу в комнату, где находится Альберт.

— Можно? — постучав и открыв дверь, интересуюсь я.

— Да, проходи.

Я вхожу в комнату, осматриваю её

со всех сторон. Она кажется мне спальней, полностью обустроенной для мужчины. Одинокого мужчины.

— Не спится? — интересуется он, наливая с графина стакан воды.

— Не спится, — повторяю за ним и неуверенно присаживаюсь на край постели. — Альберт, я хочу поговорить.

— О чем же?

Он садится рядом и протягивает мне воду.

— Спасибо, — принимаю стакан. — О нас. Расскажи мне о нас.

— Я уже говорил, рассказывать нечего.

— Но что-то же между нами должно было быть хорошего, не так ли?

— Знаешь, что мне нравилось в нашем браке, Амели? Твоё спокойствие на моё отсутствие в твоей жизни. Я не задавался вопросом от чего же такая безразличность, — он усмехается. — И лучше бы не задавался никогда.

К горлу подступает ком, и я начинаю нервно теребить рукав платья.

— Сейчас моё спокойствие тебя уже не радует?

— Мой ответ очевиден — отвечает сухо.

— Почему? — смотрю на него внимательно. — Ты пойми, я просто хочу понять, что изменилось? Ты говоришь мы были чужими людьми друг другу, однако сейчас заботишься обо мне так, будто бы я была самой лучшей женой для тебя.

Он улыбается и ложится на спину, закинув руки за голову.

— Ты была в тот день в коротком платье или в длинной кофте, не помню. Я вошёл в комнату и, увидев тебя такую домашнюю, аккуратную и скромную, вдруг понял, что хочу каждое утро видеть только такую картину перед своими глазами.

— А чем этот день отличался от других? — интересуюсь с особым любопытством, — То есть, наверняка, я часто ходила перед тобой в таком виде.

Он улыбается. Нет, скорее вновь ухмыляется. Приподнимается и, положив руку мне на талию, притягивает к себе, а после кладёт на спину, нависнув надо мной.

— Ты хоть что-нибудь помнишь, что связано со мной?

Я отрицательно качаю головой и с страхом смотрю ему в глаза. Боюсь каждого следующего его слова, движения, решения!

— На протяжении всего нашего брака, я просыпался в этой постели и шёл к тебе в комнату. Ты ждала меня уже одетая, и мы вместе спускались вниз на завтрак.

— Получается… — растерянно смотрю на него. — Получается, мы засыпали в разных комнатах?

— Получается.

— Всегда?

Он кивает взглядом, внимательно разглядывая моё лицо:

— А вы?

— Что мы?

— Засыпала ли ты с ним в одной постели? — спрашивает прямо.

В глазах и мыслях мутнеет от такого вопроса. Я не знаю, что делать. Понимаю, что врать совсем не хочу, но и правды сказать не осмелюсь. Надеюсь лишь на чудо, которое вдруг резко сменит тему нашего разговора или испарит меня.