Полет на месте. Книга 2, Кросс Яан

Полет на месте. Книга 2

на обложку

Кросс Яан

Шрифт:

Итак - Today, the 18-th of September 1944, in a decisive moment for Estonia the Government of the Estonian Republic46 (право, не знаю, что тут пишется с большой, что с маленькой буквы... Но по радио, слава тебе, Господи, не видно, с какой буквы) - entered1 his - или its?
– functions - duties?47 Представители всех четырех демократических партий, входящих в правительство, нельзя, кажется, сказать to the Government belong... Лучше будет: The Government includes representents of all four democratic Parties of the Country48... И затем то, что является ядром декларации: Estonia never voluntarily relinquished, (yelded, surrendered, abandoned, assigned, gave up)49 и, по всей вероятности, еще на несколько разных ладов, - а какой из них правильный? (Впрочем, и я не знаю. Как не знаю я и того, какое слово выбрал Улло) - her independence, nor ever reckognized or reckognizes the occupation of her territory either by Germany or by the Soviet Union. In the actual war Estonia remains an absolutely neutral country. Estonia wishes to live in independence and in friendship with all her neighbours, without supporting nor the one, nor the other of the belligerent sides50...

И так далее - продираясь между десятью спорными вариантами с некоторой сомнамбулической уверенностью...

Через двадцать минут машинописный текст перевода был готов. Он приоткрыл дверь в кабинет премьер-министра и заглянул внутрь. У стола Тифа стояли пять или шесть человек, в основном в мундирах, и один из них сообщал: ночью русские сбросили парашютистов за озером Юлемисте. Некоторые из них взяты в плен. Что с ними делать?

Улло не расслышал, что именно Тиф ответил. Но ему показалось, будто он сказал: обезоружить... Затем Улло поймал взгляд Маанди и позвал его взмахом руки.

Он провел госсекретаря в свой закуток и спросил:

"Не должно ли английской декларации предшествовать краткое пояснение? Спросите у премьер-министра".

Маанди вернулся через минуту:

"Составьте этот текст и переведите. Очень кратко".

Итак:

"Attention! Attention! Attention! You are listening the Broadcasting of the Government of the Republic of Estonia. We are reading you a Declaration of the Estonian Government"51.

Госсекретарь отправил Улло с этими текстами в полукруглую комнату в башне Земельного банка. У окна с видом на осеннее небо и обгорелые развалины театра "Эстония" на старинном столе с зеленым сукном стоял большой открытый чемодан защитного цвета с армейской радиостанцией, к которой был подсоединен микрофон. Маанди показал, на какую кнопку нажать.

С половины восьмого до десяти часов утра, стало быть, два с половиной часа, Улло сидел там наверху за столом и твердил в покрытый черной железной сеткой клубень микрофона: "Attention! Attention! Attention! Here is the Broadcasting of the Government of the Republic of Estonia calling..."52 Десять. Двадцать. Тридцать. Тридцать девять раз. Он старался произносить эти слова четко и как можно яснее и корректнее. Чувствовал, как его голос будто втягивался в загадочную безмолвную трубку, но какая-то часть звуков не вмещалась в микрофон, возращалась обратно, и он ощущал это чуть подрагивающими губами и кожей лица. В то время, когда он озвучивал эти сотрясающие воздух слова, в его голове мелькали совершенно посторонние и в то же время пугающе конкретные, связанные с этими словами мысли. Среди них вдруг воспоминание - пятилетнего мальчика Улло - о дичайшем самоубийстве любимой собачки, созданного для ласки песика: золотистое в лучах солнца, вытянутое стрелой тельце: вот оно между балясинами балкона, вот повисшее в пустоте. И озарение, настигшее Улло через несколько лет, подействовавшее на него, как глоток ледяной искрящейся минеральной воды: значит, из всего этого можно выйти по собственному желанию?.. И в то время, когда он читает: Hitlers troops are leaving Estonia, but the troops of the Soviet Union are invading it. The Government of the Republic manifests against the invasion his most resolute protest53, - в то же самое время где-то в других извилинах мозга он рассуждает, какие последствия может иметь это радиосообщение? Скорее всего, никаких. Потому что никто его не услышит. Сигнал радиостанции слишком слаб... Однако если его все-таки услышат? Тогда все будет зависеть от того, кто услышит. Вероятнее всего, какая-нибудь немецкая пеленговая машина, потому что это близко. Если таковые еще передвигаются по Таллинну. Если да, то ее команда в касках с автоматами в руках может сейчас ворваться в двери банка и при входе разделиться надвое: бух-бух-бух, прогремят кованые сапоги - в подвал, вторая половина, бух-бух-бух, - вверх по башенной лестнице... А если мое сообщение услышат где-то на финских островах - как тогда поступят люди на радиостанции? Сплюнут: "Мы тут в Лапландии уже завтра начнем воевать против немцев - а эстонцы хотят от них освободиться, не шевельнув и пальцем?! Мы годами проливали кровь, воюя с русскими, - а они хотят, чтобы их освободили просто так?! К чертям..." А если меня услышит ухо англичанина? Скажем, на Готланде? Неужели их там нет? Конечно есть... И если услышат? Разве не может возникнуть идеальный вариант? Может ведь? Невероятно. Но все-таки возможно. О моем сообщении отрапортуют в Лондон. Сколько это займет времени? В идеальном случае несколько минут. Через полчаса об этом докладывают Черчиллю. Почему бы нет? Если мы имеем дело с идеальным случаем. Он же прикурит сигару и пробурчит: "Ladies and gentlemen - это ведь как раз то, чего я, между прочим,

все время жду..." И он нажмет на кнопку и скажет: "Дайте мне мистера Криппса. Да-да, нашего посла в Москве!" (Это ведь идеальный случай, не правда ли...) Уже через минуту он, Черчилль то есть, говорит: "Dear boy, отправляйся в Кремль. Нет-нет, не к Молотову. К Сталину. Он мне обещал, что и прибалтам даст право на самоопределение, хотя не собирался этого делать. Сообщи ему: в Эстонии сформировано правительство Республики. И мы никогда не сбрасывали со счетов его легитимность. Несмотря ни на что. Так что пусть Сталин остановит свои войска на той линии, которой они достигли сегодня к десяти утра. Я бы хотел изучить с ним обстановку. И ничего более. Все". И Красная армия остановится. Почему бы нет? Почти на той линии, где она остановилась осенью 1918-го. По крайней мере, на северо-восточном отрезке почти на той же линии...

Но ничего такого не случилось. Хотя Улло, начиная примерно с тридцатого выпуска, самовольно дополнил текст - the Government of the Estonian Republic with professor Juri Uluots as Prime minister54... Дополнение сделано в надежде на то, что имя Улуотса даже среди случайных слушателей Улло могло быть воспринято как континуитет Эстонии...

Но повторяю, ничего не случилось. Быть может, никто не услышал его передачу. А если и услышал, то не передал дальше. А если и передал, то не туда, куда надо. А если именно туда, то не тому, кому надо. А если и тому, то он почему-то, как и следовало ожидать, остался безучастным.

В десять часов Улло закончил передачу. Не только потому, что в наушниках, на фоне всеобщего треска, мир остался на его волне совершенно нем, но еще и потому, что за ним пришел Инглист или кто-то там еще. "Заканчивайте. Ступайте к премьер-министру".

По кабинету Тифа нервно расхаживал какой-то человек в запыленных сапогах, в форме эстонского капитана. Это был мужчина маленький, загорелый, с въедливыми глазами-пуговицами, на морщинистом лице пепельная щеточка усов. Тиф представил:

"Начальник штаба адмирала Питки капитан Лааман. Господин Паэранд, отправляйтесь с капитаном Лааманом. Адмирал требует связного офицера между его штабом и правительством. Возьмите это на себя. Капитан Лааман доставит вас на место. Разведайте с его помощью обстановку. И по возможности побеседуйте с адмиралом. Да найдите себе транспорт, чтобы вечером вернуться обратно и доложить мне".

Я не помню, чтобы у немцев были автомобили типа джипа или виллиса, но на чем-то, похожем на BMW, они, Лааман и Улло, отправились в путь. По какой дороге? Не ведаю. Во всяком случае, вдвоем. И совершенно ясно, что общее направление - на восток. Из дальнейшего я помню лишь несколько событий, вернее, несколько картин, которые Улло обрисовал уже во времена, когда об этом мы принципиально не говорили, правда, могло это произойти, когда Улло выпивал вместо полутора рюмок три. Он сказал:

"Покуда мы мчались сквозь кустарник, я разглядывал капитана, сидящего рядом. Он вцепился в колесо руля, согнулся над ним, лицо сосредоточенное, и громко объяснял, чтобы я слышал его сквозь грохот машины, которую то и дело встряхивало на ухабах:

"Мы опоздали на две недели. По крайней мере - на неделю. Так что я не верю, что нам удастся... Но мы все-таки попробуем..."

И Улло сообразил: значит, этот старый вапс55, которого правительство Эстонии пять лет продержало в тюрьме и который с немецкими документами бежал вместе с репатриантами в Германию, - он, стало быть, и есть самый отчаянный среди отчаянных, которые, несмотря ни на что, попробуют?..

И затем - какая же это была мыза - Кабала, Набала, Ания, Хагуди - они подъехали к ней. Вдруг Улло схватил капитана за руку, ему показалось, будто в кустарнике у дороги что-то шевелится. Тут же какие-то люди в серой финской форме выскочили из кустов. Капитан выхватил из-за пазухи сине-черно-белый флажок размером с носовой платок, помахал им перед носом солдат и остановился под визг тормозов у задних ворот парка.

"Доложите, что здесь происходит!"

Парень в мундире Oberfahnrich'a56 с сине-черно-белой нашивкой на рукаве выскочил из кустов на обочину дороги:

"Господин капитан, боевая группа "Питка", третья рота, тридцать семь человек, под командованием прапорщика Трейера готовится взять мызу..."

"Взять у кого?"

"У немцев, отступающих от Поркуни".

"С какой целью?"

"С целью пополнить ружейные запасы, господин капитан".

"Сколько здесь немцев?"

"По данным разведки, не больше, чем нас".

"Гм. Учтите, что здание обеспечивает их прикрытие. Тем не менее действуйте. Чего вы ждете?"

Прапорщик сказал неуверенно: "... Я бы хотел призвать их..."

"Призвать к чему?" - строго спросил капитан.