Полицейское управление (сборник)

Каунитц Вильям Дж.

Она подняла глаза, сжала колени и опять прикрыла отпечаток мусорным баком.

Колон подошел к ней.

— Синьорита Хиггинс, а вы действительно очень красивая женщина.

— Да? Благодарю, Гектор. Тебе понравилось то, что ты увидел?

Он подошел еще ближе и прошептал:

— Очень. Латинян очень возбуждают волосатые женщины. — Он огляделся, чтобы убедиться, что никто его не слышит, и добавил: — Если когда-нибудь захочешь сменить профиль, позови меня. С удовольствием побываю у тебя внутри.

Она похлопала его по щеке.

— Как ты заботлив, Гектор. Но, по правде говоря, вряд

ли ты сможешь что-то сделать, даже если я позову.

Лейтенанты уходили вместе.

— Думаешь, нам надо создать особую группу, которая будет работать над этим делом? — спросил Фейбл.

Бросив взгляд на резкие, словно точеные очертания Манхэттена, Скэнлон ответил:

— Думаю, что нет. Специальным группам трудно работать. Слишком много начальства, которое висит на шее.

— Я тоже так подумал, — сказал Фейбл. — Будем работать вместе, согласовывая наши действия. Мы с тобой — два старых мешка, достигших своего потолка на Службе. Между нами нет места ревности.

— Ты прав. Я пришлю тебе копии моих рапортов, а ты присылай мне свои. Если появится что-нибудь важное, я звякну тебе.

— Ладно. Я тоже.

Заместитель начальника следственного управления Маккензи подошел к краю крыши и посмотрел вниз на окно спальни Циммерманов. Спустя несколько минут он отвернулся, внимательно оглядел толпу и позвал Скэнлона.

Лейтенант услышал его и подошел.

— Слава Богу, не в Галлахере дело. — Он вытер шею платком. — Теперь ясно, что Галлахер был тем несчастным, который оказался не там, где надо, и не тогда, когда надо.

— Мне так не кажется.

— Ну зачем ты создаешь проблемы, Скэнлон? Оставь, ради Бога.

Голос Скэнлона задрожал от негодования.

— Слушай, у нас четыре трупа. Один из них — лейтенанта полиции. Маленькая девочка осталась сиротой. И у тебя хватает наглости говорить мне «оставь»!

— Скэнлон, этим занимается Девятнадцатый участок. Разгадка обоих преступлений — через дорогу, в этой спальне. Будь благоразумен, передай дело Девятнадцатому. Они объединят оба расследования.

— Мой окончательный ответ — нет! И пусть я один из тех старомодных детективов, которые все еще думают, что убийства приводят к аресту преступника, а не к пополнению статистики.

Скэнлон повернулся и зашагал прочь. Маккензи догнал его.

— Меня представили на повышение. Это дело с Галлахером — как кость в горле, которая может навредить нам всем. Плюнь на это.

— Нет.

— Ты упрямый козел, ты знаешь об этом, Скэнлон?

Скэнлон поднял правую руку, показал Маккензи кукиш и, покачав головой, проговорил:

— «Va'ffa'n'culo» [16] .

— Что ты сказал?

— Сказал, что мне захотелось капикола. Это итальянское блюдо, которое делают из салями и мортаделлы. Обычно его едят с белым хлебом и майонезом.

16

Пошел в задницу (ит.)

Он ушел, а заместитель начальника управления так и остался стоять, в бешенстве колотя себя кулаками по ляжкам.

Начальник следственного отдела Альфред Голдберг появился

через полчаса после прихода Маккензи в сопровождении обычной свиты из «дворцовой стражи».

Фейбл и остальные из 19-го побежали к нему доложить о результатах расследования.

Скэнлон жестом велел своим детективам потихоньку исчезнуть. Глядя, как девять детективов спускаются по лестнице, Скэнлон заметил, что Колон наклонился к Хиггинс и что-то шепнул. В ответ она ударила его локтем в ребра.

Маккензи подбежал к Скэнлону.

— Почему бы тебе не испариться до того, как Голдберг увидит тебя? Иначе он будет расспрашивать тебя о Галлахере. А комиссару вряд ли понравится то, что ты ему ответишь.

— Отличный стиль командования управлением полиции! — воскликнул Скэнлон, подходя к лестнице.

— Эй, Скэнлон, я хочу поговорить с вами, — раздался голос Голдберга, стоявшего в окружении детективов.

Скэнлон вздохнул и направился к начальнику.

— Подождите, я сам к вам подойду! — крикнул Голдберг, отпуская остальных взмахом руки.

Скэнлон оперся протезом на люк и стал ждать. По пути Голдберг несколько раз останавливался, чтобы спросить о чем-то криминалистов. Скэнлон обратил внимание, что, говоря, Голдберг цедил слова уголком рта. Он очень старался создать образ крутого парня, но на Службе слыл человеком с короткими руками и глубокими карманами. Все знали, что модные костюмы достаются ему по дешевке от друзей, торговцев готовым платьем.

Он уступал ростом большинству своих ровесников и пытался возместить этот недостаток тем, что носил высокие каблуки и курил громадные сигары. Ему было пятьдесят с небольшим. Красивые волосы были прилизаны. Он посещал только самые лучшие парикмахерские города, и ему всегда трудно было объяснять хозяевам салонов, что счета следует присылать в полицейское управление. Счета туда никогда не поступали, и Голдбергу не приходило в голову поинтересоваться почему.

Подойдя, Голдберг вытащил сигару изо рта.

— Не вижу вашего друга, Бобби Гомеса, — с угрозой произнес он, обращаясь к Маккензи.

— Полицейский комиссар, наверное, где-то задерживается. В Бронксе тройное убийство, он, видимо, там.

— Чепуха. Он наверняка в «Эль-Барио» и развлекается с какой-нибудь латиноамериканской шлюхой, — рявкнул Голдберг.

— Но это не значит, что он плохой человек, — вступился Скэнлон. — Кроме того, я уверен, что его отсутствие имеет вескую причину.

Голдберг посмотрел на Маккензи.

— Кстати, вы-то обретаетесь далеко от Бруклина.

— Ребята оповестили меня о происшествии, и я подумал, что могу быть полезным, — пробормотал Маккензи, вытирая пот со лба.

— Это свидетельствует о высоком профессионализме. Не думаю, что нам понадобится ваша помощь, но все равно спасибо.

— Ладно, — сказал Маккензи и ушел.

Скэнлон вдохнул холодный утренний воздух, посмотрел на нежно-голубое небо и подумал о Джейн Стомер. Интересно, вспоминает ли она иногда о нем? Он надеялся, что она не встречается с другим мужчиной. Не в первый раз он задавался вопросом, как живется людям, у которых есть семья и нормальная работа. Внезапно он почувствовал себя брюзгливым стариком. Вернувшись к действительности, он увидел, как странно смотрит на него Голдберг.