Полигон смерти

Пучков Лев Николаевич

— Не знаю… Конечно, хочется верить в лучшее, но… У меня такое ощущение, что это теперь навсегда…

Нет, это была не шутка. Я именно так ощущал реальность, в плоскости этакой фатальной неизбежности.

Я тут мытый, сытый, под одеялом ласкаю роскошный бюст…

А на площади возле мэрии сейчас валяются обугленные трупы людей, которые сегодня были со мной в ДК.

Помнится, они с такой надеждой смотрели на меня, когда им показалось, что я принёс спасительные вести.

Нет, разумеется, я не виноват, что вышло такое недоразумение.

Но

этот момент почему-то прочно застрял в памяти.

А ещё там был Угрюмый.

Я жив только благодаря его опыту и самоотверженности. Что было бы, если бы я поволок его за мэрию? Одно дело пролететь за пару секунд эти роковые пятнадцать метров, и совсем другое — тащить раненого под прицельным огнём.

Интересно, а я на его месте сумел бы отказаться от помощи и думать о спасении постороннего, по факту, чужого мне человека?

Не знаю, не знаю. Не уверен.

А я ведь даже имени его не знаю. Он для меня теперь так и останется навечно Угрюмым.

— Даже имя не спросил, скотина… — забывшись, пробормотал я.

— Ты что, где-то там другую бабёнку завёл? — живо взревновала Нинель.

— Да при чём здесь «бабёнка»? Ну ты скажешь тоже… Воевал рядом с человеком, бок о бок. Он вроде как спас меня. Да нет, без всякого «вроде», просто спас. А сам погиб. Если бы не он, я бы сейчас валялся у мэрии…

— Очень хороший человек, — одобрила Нинель. — Кто такой?

— Да в том-то и дело, я даже не удосужился спросить, как его зовут. Обидно. Теперь даже не знаю, за кого свечку поставить.

— Ничего, — успокоила меня Нинель. — У нас тут все друг друга знают, так что быстро разберемся. Ты его запомнил, как выглядит, возраст, приметы?

— Да, конечно. Я даже знаю ФИО его начальника… или сослуживца. Единственный, кстати, кто назвался, остальные так и прошли мимо безымянными… Да, вот ещё что! Одного там Лёшей звали, штатского. Алексей, стало быть…

— Ну, тем более узнаем. Завтра же и поспрашиваем.

— Да, хорошо бы.

— А теперь давай спать. Завтра с утра придётся решать кучу проблем, так что надо как следует отдохнуть…

* * *

Ночью спал как убитый. В отличие от вчерашней ночи, улицу вообще не слушал: собаки, крики, выстрелы — если что-то и было, то всё благополучно проскочило мимо моего растерзанного восприятия.

Никто мне не снился и не тревожил замогильными голосами на тему «ты нас бросил». То ли черствею помаленьку, то ли привыкаю как к страшной, но непреложной обыденности… Хотелось бы, конечно, обойтись без таких привычек, но факт есть факт: когда утром проснулся, о вчерашнем даже и не вспомнил. Первая мысль была такая: «Сегодня наконец-то я покину этот проклятый город».

Пока мы с Нинелью валялись, не желая покидать тёплую постель, домашние по очереди сходили на балкончик. С газеткой, с интервалом в три минуты, бесцеремонно, не стесняясь постороннего. Хотя какой я теперь посторонний, по всем

канонам могу за примака сойти.

Мы с Нинелью тоже сходили. С интервалом. Как видите, тут уже всё отработано в этом аспекте, люди быстро приноравливаются к новым условиям. Интересно, а как все прочие приспосабливаются? Балконы здесь далеко не у всех, так что могут возникнуть некоторые сложности.

— А другие прямо дома гадят. — Нинель то ли подслушала мои мысли, то ли деликатность включила, оправдываясь за бесцеремонность домашних. — А потом в окна выбрасывают. Или в вёдра, а потом выносят. Хм… А выносят недалеко, лень ходить. Кстати, управдом по квартирам бегает, уговаривает всем миром сортир копать во дворе.

— И как?

— Пока никак. Никто не хочет. Может, надеются, что скоро всё кончится.

— Ну, это ещё бабушка надвое сказала.

— Да уж… Если ЭТО продлится до весны, вокруг дома будут кучи дерьма. Прикинь, какая вонь будет…

Потом Виталик пошел за снегом для чая и умывания, и Валентина его инструктировала, чтобы набирал подальше, а то возле дома уже всё «заминировано».

Такие вот дерьмовые нюансы. Первично-вонючие веяния безвластия и анархии. То ли ещё будет…

За завтраком общими усилиями откорректировали мою схему. Домашние подсказали расстояние до автохозяйства и подтвердили, что пресловутый гастроном находится на улице Вавилова. Я на всякий случай расспросил о дополнительных ориентирах, нанёс их на схему и дописал несколько улиц с привязкой именно к ориентирам, чтобы потом не теряться в догадках, если вдруг понадобится отклониться от маршрута.

На тот случай, если со мной произойдёт что-то неладное, я рассказал, где спрятал оружие, и спросил, нельзя ли здесь где-нибудь разжиться лыжами.

Нинель сказала, что лыж у них полно, три-четыре пары её, для разных возрастов, и две пары Виталика. Мы пошли в коридор, чтобы проинспектировать лыжную базу, но тут нас поджидал сюрприз. Оказывается, соседи резво прочувствовали суть момента и растащили по квартирам буквально всё, что могло гореть. То есть в коридоре остался только железный и пластмассовый хлам, дерево как таковое отсутствовало, и лыжи в том числе.

Виталик с Нинелью пошли по соседям и без особой ругани вернули все свои лыжи. Хорошо, не успели пустить на растопку, видимо, хватало других материалов, да и немногие пока что топили. По крайней мере, когда я утром ректально медитировал на балкончике, с этой стороны ни из одного окна дым не валил.

Я выбрал себе старенькие лыжи Нинели, которым было, наверное лет двадцать от роду. Короткие, широкие, с лямками и регулируемыми ремнями, которые можно настроить под любую обувь. Рекорд на них не поставишь, но ступать по снегу будет удобно, да и более маневренные они, короткие. Нинель взяла себе лыжи Виталика (полупластик под хороший ботинок с мехом) и заявила, что проводит меня до проспекта. Чтобы не получилось как вчера.